| ||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Глава 38 НА ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ
Геннадию Ивановичу так хотелось повидать Баласогло, что он не утерпел п па рысаке светлейшего подкатил сначала на Морскую, с тем чтобы остаться, если придется. Там его как ошпарили кипятком. Поднявшись по гнилой лестнице, он встретил совершенно незнакомых людей в квар- 325 тире Александра. Капитан разыскал дворника, и тот объяснил, что Баласогло взят полицией и посажен в крепость. Несколько присмотревшись к офицеру, бородач разговорился. Он, оказалось, слыхал, будто бы Александра Пантелеймоновича погнали в ссылку, а жена его съехала на другую квартиру и, как слышно, собиралась к мужу. Что тут правда, что прибавлено - трудно судить. Похоже на правду. Невельской сел в сани и помчался на Васильевский остров. Миша давно ждал Невельского; в течение нескольких дней он предполагал, что капитан может явиться с часу на час. Он поразился, услыхав, что тот уже побывал у двух министров. Миша в глубине души беспокоился немного за капитана. В этот вечер Корсаков поведал много интересного. Сам он по прибытии в Петербург явился к министру двора Петру Михайловичу Волконскому, передал ему письмо от Марии Николаевны. Он рассказывал, как тронут был Волконский, плакал, слушая о родных; Миша получил аудиенцию у государя и с восторгом про нее рассказывал. Его величество задавал вопросы, и Миша помнил все их чуть ли не наизусть. Несколько раз поминалось имя Невельского... Миша вообще даром времени не терял. Он всюду побывал, был и у Меншикова и у Перовского, о чем капитан уже слышал от самих министров, на которых Корсаков произвел прекрасное впечатление, и у великого князя Константина, который читал при нем рапорт и будто бы также с большой благосклонностью отозвался о Невельском... Дядюшка сенатор Мордвинов возил Мишу по знакомым и показывал, как чудо, и все изумлялись, что он плавал по Охотскому морю и был на Сахалине. Доволен им был и другой дядя - Дубельт, которого Миша называл дядей Леней. Корсаков сиял, довольный своим успехом. К нему собирались бывшие товарищи - офицеры Семеновского полка, в котором служил он до Восточной Сибири, чествовали его в ресторане Палкина за необыкновенное морское путешествие, подобного которому еще никто из семеновцев никогда не совершал, называли великим мореплавателем, целовали и качали. - А ведь действительно, как вспомнишь, где я был! - с чувством сказал Миша, вскакивая с дивана. Михаил Семенович засыпал Невельского вопросами, тот не успевал отвечать. 326 - А что Екатерина Николаевна? Готов ли портрет государя для новой залы? Как Зарины? Как Роз и Бланш? Которая больше понравилась вам? Невельской попристальней взглянул на него и тоже вскочил с дивана. Он почувствовал, что Миша для него теперь самый близкий и желанный человек, что встречи с ним он втайне ждал все время, что здесь, в столице, Миша - свой, "иркутский", почти родной, недаром еще по дороге помнил о нем все время; он приятнее и ближе, чем все петербургские родственники. Приятно смотреть на сияющее, юное, румяное лицо Миши. Оно дышало здоровьем и молодостью, напоминало встречу в Аяне, Николая Николаевича, Иркутск... Да, Миша самый дорогой и совершенно бескорыстный друг; казалось, какой-то теплый свет счастья светил капитану, когда Миша был рядом. И о чем бы они ни говорили, во всем подразумевалась "она". - Так тебе нравится Бланш? - Я люблю ее,- сказал Невельской.- Я никогда не любил... Вот говорю тебе открыто... Но все это проклятое дело помешало мне объясниться. Ах, если бы ты знал, как досадно! Я временами рыдать готов... Миша, Миша, если бы ты знал, что у меня на душе, какая буря, какой восторг и как горько в то же время. Корсаков сам был без ума от Невельского, рассказывал про него и про его необыкновенные подвиги, где только возможно, всем родственникам и должностным лицам, и дяде Лене Дубельту, и дяде Мордвинову, и всем теткам. Но на мгновение, как ни восхищался он Невельским, а подумал, может ли Геннадий Иванович иметь успех у такой блестящей красавицы, какова Екатерина Ивановна, не напрасны ли его порывы и надежды? "Впрочем,- решил он,- что за глупости, ведь он герой, а женщины любят героев... Ей-богу, я бы сам полюбил его, будь я женщиной". - Как это прекрасно, если бы ты знал... Я высоко вознесен своим чувством. Смотрю на все как-то по-другому. И поверь, - добавил капитан, как бы догадавшись о мыслях собеседника,- если даже она не любит... Я ее люблю и боготворю и буду любить вечно. Кто полюбил в тридцать пять лет, тот уже не разлюбит. Когда был в Иркутске, стеснялся часто бывать там, и теперь каюсь... всю дорогу готов был волосы рвать на себе... Я не смел дать волю чувствам. Как я винюсь на этот 327 раз! Вечная мысль о деле, когда я должен был дни напролет любоваться ею... Корсакову тоже не хотелось оставаться в долгу. Его роман с Элиз был известен Невельскому, ему льстило, что об этом говорили в обществе. Он спросил о ней. - Мадемуазель Христиани выехала из Иркутска на рождество. Она просила кланяться тебе, если встречу. Тогда еще я не знал, что еду в Петербург... - Я желаю ей добра.- вспыхнув, сказал Миша. Разговорились об Иркутске, о таких мелочах тамошней жизни, как будто сами находились там, а не в Петербурге. Говорили много и беспорядочно. Невельскому все было приятным здесь, в этом доме на Васильевском острове; казалось, какую-то частицу любви своей к Кате он переносил на Мишу, словно тот был ее любимым братом. Говорили о романтическом, необыкновенном мире - об Иркутске, который там, далеко за горами и просторами... Миша был частицей этою мира, единственный во всем Петербурге, дороже адмиралов, министров и даже самого царя и флота. Невельскому в самом деле казалось, что он даже похож на Екатерину Ивановну; такой же белокурый, радостный, свежий, с такими же голубыми глазами. Он смотрел на него в самом деле как на брата любимой невесты. - А ты любишь Николая Николаевича? - воскликнул Миша.- Я люблю его, как отца и мать! И какие прекрасные люди с ним служат! Знаешь, он подобрал, как говорят англичане, настоящую group in purple! - Мне тоже нравятся его сотрудники! Я люблю Николая Николаевича. - Да? И ведь, помнишь, у нас в Иркутске не говорят "ехать к губернатору", а "ехать во дворец"! Свита, действительно! Говорили о Нессельроде, Перовском, о статье, посланной Муравьевым для "Географических известий". - Я не мог спросить об этом Льва Алексеевича, а он сам е сказал мне ни слова, заговорить было неудобно... Но раз он тебе ничего не говорил о ней, то я спрошу непременно. - Он благороден! - воскликнул Миша.- Поверь, даст ход статье! Он прочел ее при мне и с большим сочувствием отозвался.
1 Свиту (букв.: группу в красном). 323 - Ты думаешь, понравилась ему? - Он вполне согласен! Ведь Николай Николаевич пишет, что пи одна из экспедиций подобного рода не имела для России такого значения. Он имеет в виду, что ни Крузенштерн, ни Литке... Невельской приумолк при этих словах, сообразивши, что хорошо сделал, не заговорив с Перовским про статью, а то можна подумать, что он искал бы похвалы себе. Что Крузенштерн и Литке могли давно все выяснить, но не выяснили, это была мысль, запавшая ему в голову давно, еще в корпусе, и он ее выложил Муравьеву в Аяне, и перед этим говорил не раз, и всюду не стеснялся высказывать ее прежде, даже до смешного дошло - однажды в корпусе поспорил с самим Крузенштерном. - Ты знаешь, как я уважаю и люблю Федора Петровича, но, конечно, именно по причине исследований, которые доставили ему всемирную известность, он упустил наиважнейшее: не исследовал Амура и Сахалина, что для России по важности не может сравниться с измерением температур воды и глубин в океане. Как и Крузенштерн! Он исследовал острова в Тихом океане, на которых теперь прекрасно расположились европейцы. А слона-то не заметили. Я не раз говорил Федору Петровичу... - Да, в Охотском море! - вспоминал Миша.- Я никогда не забуду... Ты представляешь, что меня больше всего поразило в американцах? Представь, подходит шлюпка, поднимается шкипер китобоя. Я полагал, что это вроде наших петербургских немцев. Ничего подобного, простой мужик в шерстяной рубахе, очень прост и держится просто... - Но это же для них кусок хлеба. Они идут бог весть на какой риск, но знают свое дело. Ты был когда-нибудь у них на борту? - Нет. - У них суда содержатся очень порядочно. И дисциплина. - Да, представь, это поразило меня! Ты читал в газете записки об Америке? Они печатаются в "Петербургских ведомостях". - Да! - Это чистая правда! Действительно, там все грубо и неотесанно. У меня такое же впечатление. Но знаешь, я не могy себе простить одного,- лицо Миши выразило досаду и огорчение, что было непривычно видеть на его обычно спокойном и С29 счастливом лице,- знаешь, шкипер прислал мне ящик сигар! И я взял! Чувствую, что отвратительно... Не догадался тут же выбросить за борт. Невельской улыбнулся. Сигары, конечно, пустяк, стоит ли так огорчаться, но эти сигары, кажется, были могущественным средством... Конечно, американцы умели... Сигары и апельсины... Миша стал говорить, что в семье у них неприятности, помянул дядю Леню Дубельта. Капитан уже слышал от кого-то в Иркутске, что Миша, когда ехал туда, получил в подарок от дяди Лени сюртук и очень этим гордился. - Ты знаешь, дядя рассказывал, у него ведь обо всем сведения, что наш миссионер Иннокентий, якобы услыхавши о социалистах, заявил, что он тоже социалист. Пришел Сергей Корсаков - брат Миши, в квартире которого на втором этаже и происходил весь этот разговор. Сергей - молодой человек с высоким белым лбом и пышными темными бакенбардами. Он высок ростом, модно одет. Это известный инженер. Разговор переменился, Миша, видно, что-то хотел сказать про открытый заговор и, кажется, про какие-то связанные с этим неприятности, может быть, для дяди, как предполагал капитан, но умолк. Вскоре перешли в гостиную. Невельской познакомился с женой Сергея. После ужина Сергей ушел к себе. Капитан и Миша перешли в комнату Миши. -...Геннадий Иванович! Я должен сказать тебе тайну, но поклянись. - Клянусь! - встрепенулся Невельской. Через Дубельта и Мордвиновых многое могло быть известно Корсакову. - У Петрашевского допытывались, был ли он знаком с вами... - Со мной? - Да... Ты понимаешь... Ростовцев, из военно-судной ко- миссии, и дядя Мордвинов - приятели. Это истина! - Я не знал Петрашевского! Честное слово! Слышал его имя, но не знал. - Но все благополучно,- поспешил успокоить его Миша,-дядя сказал мне... и дядя ждет нас с тобой, непременно, просил привезти. Ты знаешь, брат Коля, о котором говорил 330
Сергей... Ты не понял! Брат Коля тоже замешан был. И знаешь, за что? Он читал сочинение, которое называется "Солдатская беседа". Вообще переарестовали массу народа, задеты оказались многие. Все стали хлопотать, обращаться к дяде и к Ростовцеву. И ты знаешь, что сказал Ростовцев? Что все члены следственной комиссии будто бы в большей или меньшей степени сами стали фурьеристами... "Значит, не зря мне показалось, что Перовский поначалу присматривался ко мне как-то странно,-подумал Невельской. - За всех хлопатали... Только за Александра некому было..." Он не стал скрывать от Миши знакомства с Баласогло, полагая, что поступил бы неблагородно. - Может быть, его в Иркутск? Я постараюсь узнать. - Ты думаешь, в Иркутск? - Очень возможно... - Дай бог! Это было бы прекрасно! Если бы ты знал, какой замечательный человек Александр Пантелеймонович. - А что они хотели? Я знаю Николая. Он честнейший и благороднейший человек. Ведь они только рассуждали о Фурье, говорили о цензуре. Правда, такие вещи говорить открыто не следует. - Да... - Хорошо, что мы с тобой понимаем это. - Да, это их ошибка. - Они хотели невозможного! Должна быть постепенность в развитии. Не правда ли? Невельской молчал. - Говорят, что у них было много хорошего в намерениях! Это благородные люди, но заблуждались ужасно, и если бы им удалось, то, говорят, было бы что-то вроде девяносто третьего года. Невельскому не хотелось рассуждать об этом. Известие о том, что имя его упоминалось, произвело на него сильное впечатление. Он ответил уклончиво. - Трудно сказать, Миша, что было бы. - Да, так вот мой двоюродный брат Николай пострадал из-за того, что у него нашли в списках эту "Солдатскую беседу"... Сочинение очень остро написано. Ты знаешь, у меня есть экземпляр. Дядя Мордвинов очень обеспокоился, узнав, за что пострадал Николай, и попросил Ростовцева показать эту "Солдатскую беседу". И знаешь, дядя списал копию своей рукой, а потом я выпросил себе, дядя дал под величайшим секре- 331 том, я могу дать тебе почитать... Дяде самому очень нравится. Знаешь, я читал с восторгом... Черт возьми, как верно, когда я прочел - поразился! Миша пошел в соседнюю комнату, рылся там долго и вскоре вернулся с тетрадкой в руках. - Вот, возьми... - Так ведь это дядин. А если он у тебя потребует? - Нет, это уже я сам переписал своей рукой, это мой... Можешь читать, только не попадайся, и боже спаси тебя кому-нибудь показать... Невельской подумал, что, видно, дело зашло далеко, если добрались до солдат. Он вспомнил свой экипаж. С какой горечью и недоверием провожали его матросы! Тяжело было им оставаться. Там сухо, только поднеси спичку! Так же как п везде. Видно, отважные были люди, если не побоялись обратиться к солдатам. Тут он вспомнил Волконского и Бестужева, которые начинали примерно так же. Речь зашла об авторе "Бесед"; он был офицером, там еще замешано много офицеров. "В том числе и мой Павел Алексеевич",- подумал Невельской про Кузьмина... Миша оставлял Невельского ночевать, но тот сказал, что его ждут дома, у брата, и что завтра он, верно, переедет в гостиницу. - А у тебя есть портной хороший? - выходя на улицу, спрашивал капитан.- Ты знаешь, какой воротник я купил в Аяне для зимней шинели!.. Миша вышел проводить Геннадия Ивановича до извозчика. Ночь была темная. По всей улице горели фонари, освещая мостовую, стриженые деревья вдоль тротуара и заборы. На Васильевском острове почти у каждого дома - сад. Подъезды домов затейливые, с укрытиями и крылечками. Вдали видны торговые ряды и бульвар из подстриженных деревьев. Налево два больших каменных дома как бы соединены высокими воротами. Дальше деревянные дома со ставнями. Невельской подумал, что все это: заборы, сады, чистота и мороз - похоже на Иркутск, как раз на ту часть его, где живет Екатерина Ивановна... "Странно",- подумал он. Никогда Васильевский остров не казался таким милым и привлекательным. На углу, напротив торговых рядов, крытых черепицей, которая видна при свете фонарей, стояли извозчичьи санки, Ка- 332 питан взял лихача и простился с Мишей. Договорено было на завтра, кто и что делает. О предстоящем комитете в этот вечер толком даже и не поговорили, как о деле, к которому еще придется вернуться много раз. - Тетрадку не забудь, спрячь хорошенько,- спохватившись, крикнул Миша уже из темноты. Вечер капитан провел дома с теткой, кузеном и его женой. Братец Никанор, в чине капитана второго ранга, тоже рассказал такие новости, что волосы могли стать дыбом. Допоздна при свете свечей в кабинете Никанора капитан читал "Солдатскую беседу". "Все верно! - думал он.- Правда горькая..." Он вспомнил, как Миша выказывал сочувствие. "Но что ты будешь делать со своим дорогим дядей Дубельтом и с его сюртуком, если народ когда-нибудь разъярится и начнет бить и вытряхивать всех жандармов... И нас с тобой заодно, тоже может случиться!"
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||