| ||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Глава 6 В ПЛАВАНЬЕ
С вечера, при противном ветре, "Байкал" не мог войти в бухту. Якорь бросили на рассвете. Завойко и Невельской отправились на судно. Командиру "Байкала" штурману Козмину под пятьдесят. Он среднего роста, коренаст и плотен. У него короткие усы с сединой, на темных висках ни единого седого волоса, нос крупный, лицо смуглое и крепкое. Штурман Козмин не жал руки гостям, а лишь слабо держал их в своей тяжелой и широкой ладони, которой, казалось, стоит едва сжаться, как она раздавит всякую другую руку. Матросы стояли слитно, стройно. Когда Невельской встречался с кем-нибудь глазами, торжественно-серьезный взор их менялся и глаза становились по-детски счастливыми. Завойко принял рапорт и поблагодарил экипаж за службу и за переход. Матросы прокричали: "Рады стараться!" Невельской поздравил с благополучным окончанием зимовки и поблагодарил от имени губернатора. Завойко объявил, что сейчас Невельской зачитает императорский указ о награждении экипажа "Байкала" за открытие устьев Амура в прошлом году. Невельской прочел, команда кричала "ура". Козмин выслушал приказание Завойко, приложил руку к козырьку и скомандовал: "Вольно". Он закурил трубку, с любопытством приглядываясь к Невельскому. Тот стал обниматься л целоваться со своими матросами. - Здравствуй, брат Подобин! - Здравствуй, Геннадий Иванович! - А тебе, Веревкин, вот письмо от жены... Все остальные матросы, стоя в строю, старались не пропустить слова. Капитан привез два письма и еще несколько при шло в Аян с почтой, он все роздал. Многие не получили писем, но все почувствовали сейчас близость родины и каждый был благодарен капитану и встревожен, словно всем привезли вести из дому. Матросам приказали разойтись. Они обступили капитана. - Вот вам молодцы ваши! - сильно окая, сказал Козмин. Невельской что-то буркнул, кивнув головой. 437 - Берегу их как малых ребят,- добавил штурман.- Нежить приходится... - Линьком, Геннадий Иванович! - подхватил боцман Горшков, тоже получивший письмо и спрятавший его за пазуху. Он не желал выказывать слабости и бежать сразу читать. Все были взволнованы и денежной наградой, и указом царя, и встречей, и письмами. - Как, братцы, зимовалось на Камчатке? - спросил капитан, все еще не чувствуя в себе ни былой силы, ни задора. - Шибко маслено! - заметил молоденький Алеха, желавший угодить капитану. - Слава богу, Геннадий Иванович,- отвечал усатый приземистый Козлов. Он за зиму сильно поседел.- Помнили твой приказ! Радуйся, вашесбродие, все живы-здоровы! Невельской радовался, но слабо, как радуется человек после тяжелой болезни своим первым нетвердым шагам. - Терпели, как велел! - угрюмо подтвердил Иван Подобин - любимец капитана и постоянный критик всех его распоряжений. - А где же Фомин? - Я тут! - гаркнул здоровяк матрос с повязанным лицом. Тая дыхание, стоял он позади товарищей. В строй ему не велели вставать, у него распухло лицо, и он вылез на палубу, когда скомандовали разойтись.- Мне письмецо? - с испуганным видом спросил матрос, проталкиваясь. Он широколиц, с маленькими глазками. - Нет...- капитан внутренне смутился, что напрасно обнадежил, а матросы захохотали над Фоминым. - Что такое, думаю, откуда? - сказал тот с деланно смешливым видом.- Никто никогда не писал! Сегодня он видел, как получали письма товарищи, и когда его выкрикнули, у него душа замерла. А хотел бы и он получить весточку. - Ты еще шире в плечах стал! - сказал Фомину капитан. - Разъелся на берегу! - молвил Шестаков. Шестаков - самый грамотный и удалой в экипаже, самоучка, перерешавший за зиму весь задачник, подаренный ему капитаном, не получил сегодня письма. Ему должны были писать из дому на Охотск, он здесь не ждал вестей. Капитан сказал, что был в семье его брата, матроса, и что к ним в Кронштадт приезжала сестра из деревни. Матросы рассказали капитану, что в Петропавловске зима 438 была славная, заготовляли дрова, потом лед, как провели праздники, как шли оттуда. Завойко, Невельской и Козмин пошли вниз. "Чего-то кислый наш Геннадий Иванович!" - подумал Иван Подобин, когда матросы остались одни. - Гулял всю зиму, теперь примется за нас! - молвил Конев. - Теперь первое дело - Амур! - с важностью рассуждал Тихонов, получивший "старшего унтера". - Аму-ур! - с насмешкой сказал Конев. Он только что прочел письмо, присланное из пензенской деревни, и почувствовал неприязнь к службе. Конева всегда хвалили, но он никогда не умилялся начальством и, казалось, никакими торжествами или пламенными речами нельзя было зажечь его крепкую крестьянскую душу. "Давнули где, что ль, нашего Геннадия Ивановича?" - размышлял Иван Подобин, желавший всегда и во всяком деле додумываться до причин. Без причины человек не мог так осунуться и перемениться взором. Судя по тому, как читали приказ и при каких чинах капитан вернулся - стал первого ранга, по службе ему везло... "Загадка! - решил матрос.- А может, еще и сам не знает, что и как делать... Эх, господа!" Матросы заметили новые эполеты и перемену в лице капитана. - Девки его истаскали за зиму! - при общем смехе добро душно объявил Фомин. - За новые-то эполеты! Все обмывал их поди! - самодовольно заметил Тихонов. Невельской вошел в каюту. Он вспомнил, как жил в ней, мечтал, надеялся... - Василий Степанович! - воскликнул Невельской.- А ведь сама судьба за то, чтобы мне идти на "Байкале"! Ни "Охотска". ни "Ангары" еще нет и, бог весть когда они еще выйдут из Охотска. Козмин просветлел лицом. Он уже толковал с Завойко на палубе, пока капитан разговаривал с матросами, и был очень недоволен тем, что "Байкал" пойдет на Камчатку, а экспедиция к Амуру отправится на "Ангаре". Козмин шел в Аян в полной уверенности, что судно пойдет на Амур. - Со дня на день суда будут! - ответил Завойко.- Ведь на "Охотске" идет ваш десант. 439 Невельской стал излагать свой план. Он решил, не теряя времени, идти на "Байкале" на устье, тем временем подойдет "Охотск". "Байкал" с Амура вернется в Аян, а "Охотск" сменит его и пойдет на Амур. Завойко сразу согласился. Долго говорили, что грузить, когда и как. Решено было сразу готовить судно к плаванью. На день команду отпускали на берег. Когда Завойко и Невельской поднялись на палубу, чтобы съехать на берег, к борту подошла шлюпка, матросы с рук на руки стали передавать оленьи окорока, свежую рыбу, туеса с мороженой ягодой, бутыль уксуса, любимого матросами. Подняли мешок с горячим хлебом - по приказанию Василия Степановича пекарня работала всю ночь. По лишней чарке оба капитана назначили всей команде от себя. На прощанье Козмин сказал Невельскому, что среди матросов было много толков, как пойдут к Амуру,- все они давно ждали этого. Козмин знал, что Невельской очень ценил и любил команду "Байкала", что в прошлом году, уезжая в Петербург, приняв меры, чтобы ее не расформировали и чтобы на зимовку она пошла, имея все необходимое. Команда "Байкала" нравилась Козмину. Он считал за честь командовать судном, на котором матросы взяты из экипаже и "Авроры" и "Ингерманланда". Тут не приходилось кричать. Люди делали все быстро. Экипаж подобран из здоровых и сильных людей. Тем удивительней было для него, что Невельской соглашался отпустить "Байкал" обратно на Камчатку, расстаться со своими матросами, которые так к нему рвались. Козмин в душе не очень любил Василия Степановича, хотя и ладил с ним. Сам он мог служить с кем угодно. Козмин дело знал, и его за это все уважали. Козмин опять подержал руки офицеров в своей тяжелой огромной ладони. Завойко и Невельской сели в шлюпку. ...Через день началась разгрузка. Работали казаки, якуты и матросы, Пришла почта из Иркутска. От генерала ничего не было. Невельской получил письмо от Литке. Тот благословлял Генна- 440 дия Ивановича на подвиг, писал, что счастлив, верит, что скоро начнется движение на Восточном океане, советовал не нарушать обычаев жизни туземцев. Завойко тоже получил письма. Одно из них было от якутского комиссионера Компании. - Юлинька, Юлинька! Так я уже знаю, почему Невельской сошел с ума! - поспешил Василий Степанович с письмом в комнату жены.- Оказывается, наш Геннадий Иванович сватался в Иркутске к племяннице гражданского губернатора Зарина, которая давно любит другого... И она выдала Невельскому арбуз! Так вот почему он явился такой бешеный и бил по дороге якутов... А как дело было в марте, то арбуз, Юлинька, был соленый! Невельской пришел в гавань. Люди работали охотно. Шеста -ков раза два подавал дельные советы, как лучше разгрузить судно, что куда укладывать. Капитан слушал своих людей и удивлялся. В прошлом голу он их тянул за собой, объяснял им цель, принуждал, уговаривал. Нынче, казалось, поход на Амур им нужнее, чем ему. Матросы мгновенно исполняли любое приказание и, казалось, готовы были за него в огонь и в воду. "Мне надо взять себя в руки,- думал капитан.- Люди ждут от меня подвига, а я, кажется, раскис. Они рвутся туда, и уж не я их, а они меня тянут вперед, меня, павшего духом". У людей пе было видно ни тени огорчения, обиды, озлобления, недоверия, как в прошлом году осенью, когда прощались. А что бы сталось, если бы "Байкал" зимовал в Охотске и там команду растасовали бы? Теперь, при таком падении своих сил, я никогда бы не нашел новых людей! - На Амуре я, Геннадий Иванович, уговаривал одну...- рассказывал Фомин, когда матросы отдыхали.-Ох, соглашалась! - Гилячка? - спросил капитан. - Как же! Черноморденькая! Теперь бы встретить ее! Вот Козлов не верит, а я говорю, гиляки исподнее тоже носят, на бабах пианы из рыбьей кожи... Матросы смеялись. Вечером Козмин, Завойко, поп и Невельской опять играли в карты, пили виски, спорили... Ночью Невельской сидел над бумагами, готовя их к отсылке в Иркутск. 441 Судно стояло на рейде. У Козмина все готово. Невельской задерживался на берегу. Козмин уж знал теперь, что он за человек. У него мысли, кажется, рождаются сразу по две или по три, и он бегает от дела к делу, хочет исполнить то, что невозможно сделать одному! а Завойко не очень ему сочувствует, вот Невельской и крутится как белка в колесе. Матросы тоже ожидали приезда капитана. Они не собирались его ни о чем расспрашивать, полагая, что в плаванье поговорят с ним по душам. Они наслышались в Аяне, что капитаном тут недовольны, что он со здешним начальством не ладит. Наконец приехал капитан. - Молодец Завойко! - сказал он Козмину, поднявшись на палубу.- Как обещал, так все и сделал! День был ясный, когда вышли из бухты, море казалось набухло, оно стало громадней, светлей, пошло навстречу судну большими, но пологими, светлыми, голубовато-зелеными волнами без гребней. Изредка вдали вспыхивали белые огни. Это гребни дальних волн отражали слепящее солнце. "Я иду вперед,- подумал капитан,- а мысли мои позади". Сегодня долго думал он над бумагами, посланными в Иркутск. Не то хотелось бы написать туда... - Что же это, Геннадий Иванович, открывали мы, а займут охотские? В десант так чужие,- говорил вечером Подобин, стоя у руля.- Такую силу везем: пушки, груз, продукты такие хорошие, товар какой! Я посмотрел - одно сукно чего стоит! - А зачем тебе такое сукно? - Заслужил бы... Своим послал... На "Байкале" тихо. Козмин и Невельской негромко отдают команду, нет ни рева в трубу, ни матерщины. Даже боцман не орет, люди делают все быстро и дружно. Вот они побежали к левому борту, взялись за снасти, и уж исполнено приказание: все расходятся. - Хочу, брат Подобин, часть наших людей взять в экспедицию,- говорит капитан своему рулевому. - Вы уж берите всех с судном... Пробили склянки. Подобин сменился. - Чего тебе Геннадий Иванович сказывал? - спросил его Козлов, когда капитан сошел вниз. - Че-то не ухватилось нашему капитану,- уверял Фомин.- Подменили его... Красоточка какая-то околдовала. 442 - Завойко ему не потрафил,- ответил Подобин. - Сам сказал? - Нет, он ничего не говорил. На "Охотске" команда из здешних, видно, Завойко хочет своим дать выслугу... Матросы, забывая присланную на судно черемшу, бруснику и свежее мясо, стали ругать Завойко и удивлялись, почему он зол на капитана. Объяснение нашлось - у Невельского чины, он в Питере был, а этот сидит в Аяне. - Погоди еще... он нашего капитана обставит,-заметил Конев.- У Завойко - сила! - и добавил потихоньку: - Куда нашему до него! Утром синели на траверзе полосы Большого Шантара. Дул попутный ветер. Шли под всеми парусами. Шестаков ходил заниматься к капитану и, возвратившись, сказал, что "Байкал" в Амур не пойдет. - Нас, брат Шестаков, не спрашивают... Приказано ставить пост на Иски! - молвил унтер-офицер Тихонов. - Место нехорошее,.. - Что же поделаешь! Якорная стоянка, пресная вода, что еще нам надо? - Капитан говорит: "Поставлю пост, а уж там посмотрим..." - Это он может! - согласился Тихонов. Шестаков замечал, что капитан пишет какие-то бумаги, буквы на них крупные, писаны не по-русски... Похоже, объявления... "Где он их приклеит?" - думал матрос. ...Козмин покуривал трубку и молчал. Уплывала вдаль слабая синь Большого Шантара. Прошли остров Кусова, похожий на крутую гору среди моря. Видны за кормой его темные морщины в густых лесах и желтоватые грани стосаженных скал. Море вздувается под ними, медленно подымая на скалы белые кружева. - Где будем сгружаться, вашескородие? - спросил Фомин у Невельского. Такие разговоры разрешались еще на "Авроре" у Литке. Когда капитан появлялся на баке, матросы говорили обо всем, что их тревожило. - Десант высадим в заливе Счастья" - Где рыба шла? - спросил матрос. - Да, где шла рыба, где много было белух в прилив... 413 - А кто же пойдет на устье? - Пока поставим пост на Иски. - Надо бы устье занимать, Геннадий Иванович,- сказал Козлов. - Конечно, надо! - Брать, так за рога! А почему нас сменит "Охотск"? Невельской объявил, что "Байкал" берет больше груза и нужен для транспортировки на Камчатку. - На одну ложку две горошки хотят, Геннадий Иванович! - сказал Козлов. Лицо Невельского быстро оживилось, взор принял воинственное, обычное для него, острое выражение. "Вот он когда ожил!" -подумал Иван Подобин, тоже торчавший на баке. Он не был на вахте. "Подлецы! - подумал капитан.- Матросы понимают!" - Я, Геннадий Иванович, хочу спросить...- заговорил Шест а ков. - Пожалуйста... - Когда описывали полуостров Князя Константина, вы говорили, что надо там пост поставить... Невельской улыбнулся. - Я пойду туда после. Матросы неодобрительно молчали. "После" - это значит не с ними, а с охотскими. - Ты много хочешь, Шестаков. Да ведь мы уже говорили с тобой. Матросы стали вспоминать знакомых гиляков, беглого русского, названия селений, хотя и перевирали их. Теперь, когда снова подходили к устьям Амура, все вспоминалось. -- Что же, Геннадий Иванович, сгрузим десант, и все? - спросил Козлов. - А что бы ты хотел? Мотросы утихли. Никто пе ответил. - Когда сгрузимся, тогда посмотрим! - сказал капитан.- Еще не знаем, как там наши, как Дмитрий Иванович. - Сам Амур открыл, а говорит, что пост будет в Счастье! - рассуждали матросы. - Что ее открывать? - отозвался Конев.- Река и река! Она сама открыта. Зашли и смерили. - Он уж знает, где что ставить! - сказал Тихонов. - Это мало важности, что капитан...- отвечал Конев недовольно. 444
Конев в душе считал себя открывателем Амура. Он первый в прошлом году во время описи заметил стада белух, решил, что, видимо, идут за рыбой на пресную воду, и предсказал, что близка большая река. А реку первый увидел Веревкин и считал себя первооткрывателем. Оба матроса из-за этого недолюбливали друг друга. На траверзе синел островок Рейнеке, тупой лиловый мыс Литке слился с вечерними сумерками. Утром видны были огромные утюги сопок, между ними лес, внизу отмели. К полудню сопки стали ниже и отошли от берега, над отмелями тянулась низкая темная полоса тайги. И эта полоса стала отходить, отделяться от отмелей, а пески стали выше, шире, круче... Вскоре тайга совсем исчезла за ними. Прибой грохотал и вил вихри у крутой косы. За сплошной полосой песка, очень далеко, чуть голубели лесистые хребты. - Коса Иски начинается,- сказал капитан. Штурман взял высоту. Матросы узнавали место. Близок был вход в залив Счастья. На берегу стали видны лодки и толпа гиляков, из-за косы вился дымок. Козмин на пляшущей по волнам шлюпке отправился туда с шестью матросами.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||