«Ах, декаденты! Резиновые души! Хочешь
и её и меня. Она – главное, я второе…
Нет – спасибо!»
Из письма Н. Петровской
«Не снятся ль тебе наши встречи
На улице, в жуткий мороз,
Иль наши любовные речи,
И ласки, и ласки до слез?»
В. Брюсов
«Инстинкт охоты и убийства, равно как
стремление к спариванию и размножению,
являются наиболее примитивными
из человеческих желаний…
Но они бледнеют в сравнении
с наиболее могущественной силой,
движущей человеком – потребностью
в любви».
Из научного сериала
Перед вами предстанет история мужчины и женщины, подаривших друг другу немало мгновений сладкого блаженства и горького страдания. К счастью, любовь всегда и вопреки всему, перевешивала.
…Интерес к этой истории у меня возник после моноспектакля, показанного в гостеприимной библиотеке подмосковного посёлка Малаховка, где часто устраиваются литературные вечера. Она расположена перед въездом в поселок, на краю похожего на каньон глубокого малаховского оврага – что весьма символично для нашей истории.
Здешние дачные места близко от столицы. С ними связаны имена Валерия Брюсова, Ивана Бунина, Николая Телешова, Василия Сурикова, Федора Шаляпина.
А знаменитый Малаховский летний театр, где выступал Александр Вертинский, где состоялся дебют Фаины Раневской… Окруженный сосновыми рощами, в разгар жестоких войн за земли под коттеджи, театр сгорел, оставив после себя одно пепелище…
И спектакли не от хорошей жизни играются с тех пор в библиотеке. Одно из этих представлений без декораций, посвятили любви короля русских символистов Валерия Брюсова и талантливой писательницы-декадентки Нины Петровской.
Их любовь была самой романтической в русской литературе. Ее история красива, поучительна, глубоко психологична.
Именно психологическая сторона отношений Брюсова и Петровской меня и заинтересовала.
2
Брюсова знают хорошо. Хотя частенько делают при этом скептическую мину, заявляя что-нибудь типа «скучнейший персонаж Серебряного века».
Сам я тоже поначалу относился к его творчеству равнодушно. Лишь ярчайшая история любви, о которой сейчас последует рассказ, заставила меня ступить с осторожностью на порог возведенного умом, сердцем, и профессиональным мастерством одного человека, монументального «сооружения», сравнимого с грандиозным храмом. Притом, что трудно сказать определенно, какого символа веры придерживался сам зодчий и строитель в одном лице. Чтобы постичь размах его замысла, изящную композиционную логику и отчетливость всего плана, я двигался под гулкими сводами творений его неторопливо, стараясь не пропустить ни одного декоративного элемента, художественной подробности или технической детали. Да-да, в целом всё написанное Брюсовым сравнимо именно с величественным инженерным сооружением, построенным по продуманному плану на долгие века. Увы, еще далеко то время, когда сделанное этим гением для русской и всей мировой словесности будет оценено справедливо и сполна…
Имя Нины Ивановны Петровской сегодня тоже на слуху – но как же черны эти слухи! Как не сочетаются они содержанием своим с зеленой дачной Малаховкой – высокими соснами, озером в окружении берез, и вдаль тянущимися стальными рельсами – серебристыми на рассвете и ярко-алыми перед заходом солнца!..
Есть слова, равнозначные второму терновому венцу поверх первого, определенного человеку судьбой. Бедной Нине Петровской и при жизни досталось. Но и после смерти ее имя полощут нещадно в разных изданиях – от гламурных до самых серьезных, литературоведческих.
Можно было бы и мимо пройти (мало ли что пишут!), однако мешает одно обстоятельство, очень существенное.
Вот жили талантливые люди на стыке веков, писали стихи и прозу. Всё созданное ими оказалось настолько значимым и совершенным, что саму эпоху, в которую они творили, назвали Серебряным веком.
А потом, после революции, часть этих людей оказалась в эмиграции. А другая часть осталась в совершенно изменившейся стране. Но все без исключения, они по обе стороны ностальгировали по своему времени, ушедшему навсегда. И когда писали мемуары, часто преувеличивали достоинства и недостатки тех, с кем в то время дружили, враждовали, или просто конкурировали.
Так происходит всегда, потому что это один из литературных приемов.
Но Петровская с Брюсовым оказались из-за этого оттесненными на саму грань света и тьмы. Если о них двоих, то тут же о нездоровом всплеске интереса к мистике в начале двадцатого века, о богемных нравах с полной распущенностью. И никто не поднимается над всей этой мишурой, и не стремится увидеть то, что возвышает эту любовь над всеми временами. Размывается облик двух чрезвычайно особенных людей, шагнувших далеко за пределы своей эпохи. Причем, шагнувших сразу вдвоем, вместе, потому, что сама их любовь – отдельная тема, самоценная, оставившая материальный след в литературе, культурологии, и, пожалуй, также в психологии. Речь об их многочисленных письмах друг другу – то страстных, то холодных, в итоге сложившихся в семисотстраничный том, который бесспорно можно называть главным шедевром в мировом эпистолярном наследии.
3
Ну, допустим, какая-то часть рассказанного, правда, – ведь каждый из нас отчасти в плену своего времени. Однако же в каждом человеке хранится и что-то, остающееся неизменным. Мне могут заявить, что Нина Петровская сама не избежала пёстрых красок, воспроизводя исторический фон в воспоминаниях. Кто так говорит, не учитывают, что это ей сочинялось под заказ, в эмиграции, в ситуации, когда она вместе с больной сестрой голодала. Тогда Горький пообещал ей помочь издать рукопись в СССР. Нина Ивановна хотела заработать хоть немного денег на жизнь, изображая из себя раскаявшуюся «богемную львицу». И ей надо было уложиться в рамки. Или используя цитату конференции пролетарских писателей 1923 года, «сыграть некоторую роль в деле притупления вражды к революции со стороны колеблющихся мелкобуржуазных кругов».
