Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква "В"

Николай Петрович с целью разнообразия своего жизненного пути то профессионально изучал, как некоторый вид жуков сам себя оплодотворял в полном одиночестве, то почитывал книжки, особенно детским отдавал предпочтение. Ему было уже под сорок, когда впервые были опубликованы сказки Г.Х.Андерсена. У него как раз, к этому времени проснулось, после восьмилетнего литературного безделья, желание чего-нибудь написать. Просматривая полку книжного магазина под названием «Новинки», его взгляд привлёк красиво оформленный томик сказок неизвестного для него автора. Он интуитивно понял – клёв пошёл. За вечер томик был прочитан. Он откинулся в глубину своего кресла. «Кажется, я могу тоже и даже лучше! И у меня созрел в уме мой литературный псевдоним – Кот Мурлыка! А как здорово звучит – «Сказки кота Мурлыки» «Пулемёт» застрочил строки за строками, сказки за сказками, книжки за книжками. Где-то на втором десятке книжек остановился с вопросом – может на жуков навозников переключиться? «Рано». И продолжил строчить. Из него пёрло и пёрло, и ему порой казалось, что сочиняет не он. Он только пишет шепчущее ему на ухо кем то. ТОТ, кого он ощущал на спиритических сеансах. Эти сеансы доводят его до безумия. «Где они? Куда уходят после сеанса? Они исчезают, а волос с их головы материализуется и остаётся в моей ладони? Рой вопросов. На воздух! На воздух!»

Примадонна петербургского балета, своего рода знаменитость, но Лермонтов едва ли бы назвал ее «ножку» «божественной», а Пушкин не сказал бы, что она «Летит, как пух от уст Эола»…

Балетоманы восхищаются в госпоже Вазем не столько ее пластической воздушностью, молодостью и красотой (довольно, кажется, спорными), сколько мощью и упругостью ее развитых мышц и неистощимой энергией. Мы, впрочем, не отрицаем ни «талантливости» ног г-жи Вазем, ни «гениальности» ее «стального» носка, ни «высокой школы» и редкой «добросовестности» ее танца; трудолюбию же ее мы положительно удивляемся. Много лет исполняя первые роли во всех почти балетах Большого театра, г-жа Вазем в иной спектакль проплясывает такое пространство, которое в сложности равняется промежутку между двумя станциями почтового тракта (30 вёрст)». Вл. Михневич «Наши знакомые».

Если отойти в сторону от извечно полных сарказма характеристик господина Михневича, то надо отметить, что балет, как один из разновидностей театрального искусства, всегда имел красивую картинку. Это было зрелище для представителей высшего общества. Переступая порог Императорского театра, ты мгновенно оказывался в сказке. Чинность, любезность, воспитанность – вылезали из глубин человеческой души. Желание нагрубить, опуститься до хамства – оставалось за порогом дверей, на улице. А если присутствовал Император, это был фурор во всём. Если, конечно, когда все замечали, что царь доволен постановкой. Как правило, неудовлетворение могло быть на опере – музыка не понравилась, чьё-то пение или исполнитель пришёлся не по вкусу. Балет так оттачивался мастерами сцены до совершенства, что все постановки проходили на бис. А если вдруг какой-то промах артиста на сцене , то в зрительном зале звучит дружный, сочувствующий «Ах». и это всем понятно. Порою просто идёшь и спотыкаешься. А здесь, все летают, кружатся по сцене. Да ещё в такт исполняемой музыки.

Прима театра Е. О. Вазем танцевала в балетах, поставленных двумя балетмейстерами: Сен-Леоном (вернее сказать, она видела репетиции этого балетмейстера, но в его постановках не участвоваоа) и Петипа. Первый, увлекался исполнением только танцев в ущерб сюжету спектакля. Петипа же вносил в постановку мимику, исполняемую актёром согласно сюжета в дополнении к танцам. Главное – не перегнуть с количеством мимики. Иначе перебор воспринимается, как не способность хореографа выразить определённое действие актёра в танце. Ведь балет – это в первую очередь танец. И балетная мимика в первую очередь – это пластика тела, рук и выражение лица вне танца.

Е. Вазем в своих «Записках балерины Санкт Петербургского Большого театра» вспоминает: «В Троицын день, 4 июня 1867 г., я была выпущена из школы и вступила в состав петербургской балетной труппы. Ареной деятельности петербургского балета в то время служил Большой театр, находившийся на Театральной площади, на месте нынешнего здания Консерватории. Для балетных спектаклей он был приспособлен наилучшим образом. Правда, сцена его не была так широка, как в Мариинском театре, зато она была гораздо глубже, – там было семь кулис. Это весьма способствовало эффектности спектаклей, так как предоставляло широкую возможность использования перспективы». А 11 сентября того же года состоялся её дебют выхода на сцену в балете Перро « Наяда и рыбак» в роли Наяды.

Творческий путь на сцене балерины Вазем полностью охвачен постановками балетмейстера Петипа. Родственные связи Петипа с балеринами труппы часто незаслуженно отодвигал Вазен от исполнения ролей, более для неё подходящих. А список родственников Петипа впечатляет – первая его жена, М.С. Петипа; его дочь, М.М. Петипа (она изображена на картинке выше, внизу справа) и его вторая жена, Л.Л. Савицкая. Было кому «порадеть» в театре. Силы в ногах, которой обладала Вазем (Михневич, без иронии отмечает это), Мария Сергеевн не было, но имела очаровательное личико, чудесные изящные ножки и выразительную мимику. На отсутствие мимики у Вазем указывают многие критики театральной жизни, «лицо её оставалось холодным к происходящему на сцене». Мария Мариусовна, дочка Петипа от первого брака, не имела профессионального образования, а получила кое какие азы танцевального искусства в домашних стенах от своего отца. Поэтому частенько просто не понимала, что от неё хотят преподаватели. Она в основном размахивала руками и топталась на месте во время спектакля. Но имела прекрасные внешние данные.