ПРОЛОГ
Похоже, во всём виноват принц Флоризель, но это не точно. Просто всегда нужен козёл отпущения, а так как проявилось всё благодаря ему, то так и будем считать. Хотя глупую игру под названием «Клуб» придумал не принц, а Сашка Клюев – пятнадцатилетний пацан – вечный борец с прыщами и буйным либидо. Именно он прочёл у Стивенсона «Клуб самоубийц» – сборник рассказов про разочарованных жизнью неудачников. Не имея смелости убить себя, бедолаги вступали в сообщество, хитрый председатель которого весьма элегантно решал их вопрос: раздавал членам клуба колоду карт, и тот, кому доставался трефовый туз, должен был прикончить обладателя туза пик.
Стивенсона читали не все. Это теперь думают, будто жители Союза массово обожали книги, но в Немчиновской компании, состоявшей из трёх девочек и четырёх мальчиков, чтением увлекались лишь последние. Зато во время показа снятого по книге фильма «Приключения принца Флоризеля» все дети дружно бежали с улицы домой. Так что представление о «Клубе» девочки имели. Вот на этот сюжет Сашка и придумал своё безобразие:
– А давайте, д-д-давайте, – заикался он, клубнично краснея и тряся белобрысой головой, – д-д-давайте трефовый туз будет целовать пикового!
Изнывающих от понятных желаний подростков предложение будоражило, но девчонки для порядка ломались.
– Кать, Ань, Ник, ну чего вы! – Сашка скакал вокруг них, совершая руками какие-то паучьи жесты.
– П-фу, – фыркали девчонки, – с кем, с тобой целоваться?!
– Да ладно вам, – спокойно уговаривал Игорь, – подумаешь, делов-то…
– В щёчку поцелуемся по-быстрому и всё, – увещевал Лёшка.
Томясь от соблазна, девчонки жеманились. Это ж вам не кис-мяу, где можно выбирать цвета и так и не дойти до главного. Иногда они играли в кис-мяу, но загадывать розовый (поцелуй в щёку) или тем более красный (поцелуй в губы) не решались. Похотливым шёпотом Сашка рассказывал, будто есть ещё цвета означающие то самое… ну, вы поняли… и будто у кого-то когда-то до этого доходило, так что им пришлось пойти в подъезд и это сделать, а иначе нечестно. С картами всё выглядело проще, неотвратимее: тузы либо попадались, либо нет. И точка. С ними не получалось отвертеться.
Пацаны уламывали девчонок не один день, и наконец после яростного шушукания Катька – самая старшая – строго объявила:
– Один раз!
И подняла указательный палец вверх.
– Ву-у-у… – взвыл от радости Сашка.
Шёл тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. В посёлке Немчиновка под Москвой воздух подрагивал от жары; летняя нега, жасминовая сладость томили ребят, смешиваясь с гнётом подростковых гормонов.
– Кать, ты нарочно время тянешь?! Сдавай уже, не томи!
Катька тасует красивые карты из киоска «Союзпечать». В руках у неё «Русский стиль» – лучшая колода СССР. На рубашке – стилизованный ковровый узор; валеты, дамы и короли одеты в нарядные костюмы бояр и боярынь, князей, княгинь и сокольничих. Непонятно почему, Катька утверждает, что она – бубновая дама, Анька – дама треф, а Ника – только пиковая и никак иначе.
– Хо-хо-хо, – похохатывает Сашка в предвкушении, – вот если Анюте выпадет! Ух я тогда!
– Фу, заткнись ты! – кокетливо говорит Анька. Зелёные глаза сверкают из-под тёмной чёлки. Юбка задралась выше колен. Ноги покрыты пятнами комариных укусов, но Анька откровенно соблазнительна и прекрасно об этом знает.
Лёшка стискивает край стола, недовольно ёрзает, ревниво косясь на Сашку:
– Не говори гоп, дурак!
– Анюта, вы прекрасны, как Венера! – поёт Сашка ему назло.
Дениска молча смотрит, как копятся в его руках красные сердечки червей, ромбы, пики, трефы. Лучше пусть выпадет Аньке или Нике. Катьке – как-то неловко. Денискины родители снимают у Катькиных предков дачу. Как потом с ней в одном доме жить? Да и несерьёзно это – Катька на четыре года старше. Но внутри, в животе что-то сладко тянет, ноет, закручивается. Если бы всё-таки Катьке…
Ника вдруг заливается краской:
– Ой! – обеими руками прижимает карту к груди.
– Не канителься, дай позырить!
Вздрогнув, Ника отводит руки, раскрывает их перед всеми. На ладонях у неё пиковый туз. Ника – пика.
– Хо-хо-хо! – округло хохочет Сашка.
Анька с обидой выдыхает:
– Пронесло, слава тебе, Господи!
Катька продолжает сдавать. Карты с влажными шлепками ложатся на кусок фанеры – импровизированный стол без ножек. Уже почти конец колоде, а роковой карты всё нет. Ещё несколько взмахов рук, и колода заканчивается.
– Кто зажал? – спрашивает Лёшка, выкладывая всё, что ему досталось.
– Не я.
– Не я.
– Не я.
– Не я.
Анька, Катька, Сашка и Дениска одновременно выкидывают свои карты на фанеру.
– Ну лана, вот, – Игорь пренебрежительно швыряет карту перед собой.
Это трефовый туз.
– Благословляю вас, дети мои! – с глумливой завистью усмехается Сашка.
С Никой что-то творится. Руки дрожат, перед глазами пелена, воздух еле проходит в лёгкие. Они с Игорем встают. Игорь подходит к ней вальяжной походкой, во взгляде – насмешка и чуть-чуть интереса. У Ники в висках стучит сердце. Бухает так, что ей кажется, будто его слышно другим. Игорь берёт её за плечи, Ника робко вытягивает шею, слегка дотрагивается до Игоревой щеки. Игорь ухмыляется. Сначала он едва касается Ники губами, потом немного отстраняется и вдруг с силой приникает к её рту, раскрывает губы. Колени у Ники подкашиваются. Она еле стоит, цепляется руками за Игоревы плечи, боится, что сейчас осядет ему под ноги. В висках у неё бьют барабаны. В ушах звенят бубны. Жарко. Сладко. Она ловит свои ощущения.
