Деревья тянули свои голые ветви к небу, и чудилось, будто они молят о пощаде у суровой матушки-зимы. Вокруг все было укрыто белым покрывалом снега… Белое безмолвие, казалось, окутывало не только окружающее пространство, но и душу зябко кутавшейся в старый пуховый платок Гали. Она стояла у зарешеченного окна, держа на руках крошечный сверток – месячную дочь, которую она назвала именем своей матери…
Все произошедшее с ней за последний год ей казалось настоящим кошмаром. Иной раз Гале хотелось ущипнуть себя, чтоб очнуться. Думалось: откроешь глаза, и вокруг все будет по-прежнему, и нет этой жестокой действительности, что стягивала Галю. Часто очень хотелось вернуться в детство… Точнее, в ее счастливое раннее детство, где все было прекрасно. Ее молодые счастливые родители и она, маленькая Галинка-Калинка, как бывало звал ее отец…
Галинка-Калинка… «Эх, папа, папа…» пронеслось, в который раз, в ее голове. Галя тяжело и с горечью вздохнула. Нет, ей уже никогда не почувствовать детской и наивной легкости на душе, на которой лежала тяжелая печать греха. И этот грех был отцеубийство…
«Господи, – думала она, – где же проходит грань человеческого терпения, где?..» Тяжелые детские воспоминания душили, не давая оправиться от горечи содеянного… Отец начал пить, когда Гале было лет семь. Он приходил с работы навеселе и частенько не один. Когда его товарищи уходили, начиналось самое страшное – родительские скандалы, которые чуть позже переходили в драки. Он бил мать жестоко, до крови… На следующий день, на коленях просил прощения, плача и клянясь, что такого больше не повторится. Недели две-три после этого в доме было жуткое для Гали затишье, а потом все шло по новому кругу.
Угнетал страх ожидания, неуверенность в завтрашнем дне и ощущение, что из этого замкнутого круга не выбраться, что это стало трагической закономерностью.
Мать все терпела молча, родственники даже не знали, что она с мужем жила плохо. Как-то, когда Галя спросила у матери, почему она терпит издевательства отца, мать ответила дочери:
– Раз поженились, надо быть вместе… Даже моя мама – твоя бабушка, когда я со слезами пришла домой, вывела меня за руку и сказала: ступай к мужу. Мы перед богом венчаны, доченька.
– Но мама, это же жестоко!
– Мы – женщины, а женская доля такова… Бог терпел и нам велел.
Если б знать будущее! Если б не жить с оглядкой на других, на «общественное» мнение в лице всезнающих сплетниц-старушек, которым наплевать на то, что у тебя на душе!.. Не дай бог попасть к ним на язык, они все вывернут наизнанку, извратят, переиначат. Галя не понимала, как эти верующие старушки, бывающие регулярно в церкви, постоянно осуждают других, ведь в книге книг Библии сказано: не судите, да и не судимы будете, – какой мерою мерите, такой и воздастся!.. Галя не понимала и не принимала такой веры… Но свою мать считала истинной верующей, ибо никогда не слышала от нее ни одного слова осуждения в адрес других. Даже в отношении отца, который немилосердно измывался над ними. Только и стойкому терпению, оказывается, приходит конец, и тут даже вера не поможет. Однажды Галя пришла из школы, дома было полно народу… Оказалось, что отец, придя, домой на обед, нашел свою жену повесившейся в сарае. Это отца так потрясло, что года четыре потом он спиртного вообще в рот не брал… Галя за это время окончила школу и поступила в техникум.
Жила у отца она тихо и спокойно, пока он снова не начал пить. Гале ужасно не хотелось идти домой после занятий в техникуме, но как ни оттягивала она момент возвращения, ей приходилось это делать. Дома же Галю ждала либо веселая разнузданная компания друзей отца, или хорошо подвыпивший папаша с нравоучениями, а бывало и с ремнем. В пьяной уверенности он орал, что она его дочь и должна слушаться, начинал придираться к ней из-за того, что она молчит, ничего не отвечает.
– Я тебя выкормил, вырастил, а ты меня презираешь, не хочешь даже говорить со мной?! Нос еще не дорос, чтобы воротить его от меня! Ты должна уважать меня, ведь я тебя породил!..
– Ты и маму довел до самоубийства! И меня хочешь вывести из себя! Изверг! – вся в слезах, не выдержав, выкрикивала тихо плакавшая Галя.
– Ах, вон ты как заговорила! Голосок у нее прорезался! А на чьей шее ты живешь?.. Не на отцовской ли?.. Дожил до того, что родная дочь мне говорит такое! Мало тебе доставалось видать, надо было лупить тебя как сидорову козу вместе с матерью!.. – и он опять брал в руки ремень.
Галя уворачивалась, как могла, иногда успевала закрыться в своей комнате, а иногда ей удавалось выскочить на улицу, где погуляв до часу ночи, тихо возвращалась домой. Отец, угомонившись, спал. Ей хотелось как можно скорее уехать подальше отсюда. Но для этого нужны были деньги. Да и бросать техникум было бы неразумно, ведь получив специальность, она могла устроиться на работу и жить самостоятельно. Учится оставалось чуть больше полугода. Надо было как-то продержаться это время, получить распределение и уехать. Она надеялась, что так и будет, но увы, жизнь внесла свои коррективы.
