Скрип мелькавших неподалёку светлых кожаных сапог раздался где-то совсем рядом. Ещё чуть-чуть и почует! Аж притих и замер, гадина эльфийская! Но нет, так просто не выйдет! Скрежет рессор, крики и лязг металла любого запутают и собьют с толку, какой бы знак ты ни имел. Даже тебя, шавка орденская! Давай-давай, беги! Разбирайся! Там такой сыр-бор, не до этого тебе, не до меня!
Раздалось досадливое шипение, и сапоги решительно двинулись дальше в сторону, где бушевала самая жадная драка.
Ничего-ничего, я уж подожду. Остались считаные дни, а затем – свобода! Уже давно пора выдрать эту занозу, мешающую свободно дышать в таком богатом краю, где богами велено собирать свой урожай!
Скрип отдалился, раздался вскрик, и начало стихать. Ну вот, а теперь можно потихонечку отползти и скрыться, затаиться. Перетерпеть четыре дня.
Всего четыре дня…
Солнечное утро давно миновало, и теперь солома пахла настолько одуряюще, что казалось, запахом можно напиться вусмерть. Грузный шмель, пролетая над стогом, неосторожно вдохнул и пьяненько впечатался в щёку похрапывающего парня.
– Эй! Отдай ведро! – подскочил паренёк. Солома, прилипшая к щеке, медленно с шорохом осыпалась.
– Какое ведро, Мо́рдвиг? – засмеялась девица, сидящая напротив в компании друзей. – Ты так всю жизнь проспишь! Вставай давай! Работать пора.
Мордвиг неловко почесал висок со встопорщенными рыжевато-медными волосами и разочарованно огляделся:
– Вы что, опять всё без меня съели?
– А меньше спать надо! – мрачно ответил сын пасечника и быстро закинул в рот последний кусок пирога.
«Ладно, потом ему нос расквашу» – успокоил себя Мордвиг. «Вот полезет ещё раз к Мирке, тогда и расквашу, и за неё, и за себя».
Мирка как раз встала, отряхнула подол, потянулась и привычным движением закинула на плечо вилы.
«Эх! Денёк-то какой чудный!» – подумал Мордвиг, глядя на гибкую девичью фигурку. Такой денёк бы длился и длился! До осени ещё недели три, да и там – пока холода соберутся да увяжут в котомки морось с ветрами – ещё с полмесяца пройдёт. Таким днём можно было бы наслаждаться, как кружкой хорошего пива. Правда, Мордвиг ещё не знал, какой бормотухи ему предстоит хлебнуть позже, поэтому взгляд его был спокоен и беззаботен.
Раздольная, плоская как блин равнина парила душным воздухом. Пот стекал по вискам, а босые ноги чесались. Лето выдалось жарким, но, хвала Фе́ррии, дождливым. Урожай вымахал будь здоров! Успевай собирать! Закрома уже забиты, а ведь основной сбор даже не начался. Работы предстояло столько, что аж браться не хотелось.
Ребята шли вдоль прямой как стрела дороги, лениво переговариваясь ни о чём. Как обычно, пятеро. Мирка с длинной светло-русой косой. Стройная, ладная, ножки, выглядывающие из-под юбки, как наклонялась – загляденье! И приятно щемило в груди, если взгляд бросит.
Белобрысый, выгоревший на солнце почти до белого, Ирим – младший брат Мирки. Ему только восемь исполнилось, а слов умных знал больше, чем остальные. Хвалился, что книгу читает, хотя все знали, что брехня – в слушальне учитель старый был, читать заставить уже никого не мог – сам не видел почти ничего. Рассказывал только, что помнил, да на словах объяснить пытался, как буквы различать. Впрочем, Ирим слушал очень внимательно.
Ювель – тот самый сын пасечника – утирал потное, уже обросшее редкой, но упорной щетиной, лицо подолом рубахи, но тут же гордо выпрямлялся. Конечно, ему уже двадцать один, самый старший из компании! Матушка нарадоваться не могла, какой у неё мальчик солидный подрос – с хорошего кабана уже весит!
Четвёртым шёл темноволосый и всклокоченный, как воронёнок, Тима́р. Из городских, что приехал с родичами на лето помочь бабке. Только вот усидеть на месте парню редко удавалось, так что встретить его можно было в самых неожиданных местах. Практически везде, кроме бабкиного огорода, где добросовестно горбатились брат с дядькой. К нынешней компании он прибился недавно, после того, как поучаствовал в драке с кузнецовым сыном, но уже было заметно, что и эти ребята со своим неспешным бытом ему начали надоедать. Умом-то он постарше Ювеля будет, пускай и возрастом ещё год не дотягивал.
Последним плёлся Мордвиг, раз за разом сдувая с лица непослушную прядь, которая упрямо продолжала лезть в рот. Это раздражало, но руку поднять было тяжелее. Пусть её! Сейчас дойдут до края, там вилы надо будет с плеча снимать, тогда и уберёт за ухо.
Вот бывает, идёшь-идёшь, а будто и с места не сдвинулся! Путешествие с одного конца поля в другой навевало уныние. А ведь ещё назад вечером идти! И почему ночью, когда идёшь на ту сторону к речке с Миркой – ладно, не только с ней, да и Шут с ними! – но в такие моменты даже не замечаешь! А тут будто прокляли!
– Кто это там? – вскинул руку Тимар, показывая на уже виднеющийся столб на перекрёстке, где дорога вдоль поля встречалась с трактом.
– Ой, да то чужие какие-то, – настороженно проговорила Мирка и отступила на полшага, чтобы оказаться за спиной у Ювеля. – Лишь бы беды какой не было.
