Патриаршие пруды. Скамейка в липовой аллее, где когда-то давно и лишь в нашем воображении вели беседы о насущном Берлиоз и Бездомный. Это место на станции Маяковской стало культовым благодаря роману, о чём красноречиво семафорила забавная табличка в Булгаковском стиле: "Запрещено разговаривать с незнакомцами".
Ага. Попробуй не поговори, когда столько народу и всем что-то надо: кому время спросить, кому познакомиться, кому просто дорогу уточнить. Может потому, что я сижу на скамейке одна, а может потому, что больше всех похожа на местную, но ко мне с последней просьбой успели подойти уже трижды.
А я чё? А я делаю умный вид и быстренько лезу в онлайн-карты, типа, чтобы наверняка ничего не напутать. Хотя на самом деле могу завести разве что к многострадальным трамвайным путям, где бедняжке Берлиозу сделали по вине горемычницы Аннушки чуть-чуть секир-башка.
Мамаши с колясками, велосипедисты, компашки подростков, взрослые дядечки с жестяной тарой и сушёной рыбкой. Жизнь кипит и бьёт ключом. Малолетний шкет гоняет голубей. Две девчонки рисуют мелом на асфальте классики, попискивает в предсмертных конвульсиях тявкающая собачонка, которую хозяйка душит со всей своей любовью. Весна, наконец, пришла в столицу, и москвичи выпивали её по полной, наслаждаясь тёплыми лучиками солнца.
Допиваю остывший кофе, нервозно барабаня по полустёртому на потрёпанной обложке названию: "Мастер и Маргарита". Символично, я просто балдею. У "N" юморок что надо. Он, по всей видимости, избрал тот же метод, что и я: с чего начали, на том и закончим. Хорошо, не на рельсах стрелку забил, а то пришлось бы в магаз за маслом метнуться. Если вы понимаете, о чём я. Хех. Что-то меня на чёрный юмор потянуло. Нервы, наверное.
Время – двенадцать минут шестого. Опаздывает. Мы договорились так-то на пять, я же и вовсе приехала на час раньше, не рассчитав пробок. Вернее, их отсутствия. Волнение со вчерашнего дня и без того до неприятного зуда свербит меж лопаток, а тут ещё и ожидание изводит вдобавок. Плюс Ритка подливает керосинчику нескончаемым потоком пиликающих смс:
"Ну чё, ну чё, ну чё?"
"Ну когда там?"
"Ну кто?"
"Чего молчишь?"
"Я ж на панике уже три эклера слопала!".
Следом ещё веселее:
"Ты вообще жива?"
"Может мне того, дядечек полицаев вызвать?"
"Или скорую?"
"А может сразу того, морг?"
"Да ну хорош молчать уже!"
"Четвёртый эклер в ход пошёл"
"Растолстею, на твоей совести будет!"
Четырнадцать сообщений за двадцать секунд. Идёт на мировой рекорд.
"Ты растолстеешь не раньше, чем меня примут в центр подготовки космонавтов", пишу ей ответ и на следующие несколько минут отвлекаюсь на оживлённую переписку. Сижу чуть сгорбившись и загородившись волосами, поэтому лишь мельком успеваю заметить силуэт, присевший рядом.
– Прости, опоздал. Не по-джентльменски, но в оправдание скажу, что пришёл не с пустыми руками, – мои пальцы замирают над электронной клавиатурой, когда перед экраном мелькает протянутая белая роза.
Ой… Дождалась, кажись. Сейчас узнаем, кто есть кто и насколько близко к истине завела меня моя хромающая на логику, аргументированные доводы и всякий здравый смысл дедукция.
Сердечко предупредительно ёкает и на скоростном лифте спешит к пяткам. Тоже на панике. Понимаю. Однако отступать поздно. Я ведь сама настояла на этой встрече, так и нечего теперь врубать заднюю.
Принимаю цветочек и, набравшись смелости, вскидываю голову…
Любовь приходит,
Когда тебе всего шестнадцать,
Любовь приходит,
Когда ещё нельзя влюбляться.
Нельзя, по мнению строгих мам,
Но ты спроси у педсовета:
Во сколько лет свела с ума
Ромео юная Джульетта?
– Ни с места, стрелять буду! – с разбега налетаю на Риту с Яном, вклиниваясь между ними и обхватывая каждого за шею. – Пиф-паф, – красноречивое движение пальцами на манер стреляющих пистолетов. – Убиты.
– Раз убиты, значит я могу съесть булочку с заварным кремом, которую умыкнула из столовки для тебя, – резонно замечает Ритка, для наглядности собираясь затолкнуть десерт в свой вроде бы миниатюрный, но такой прожорливый рот.
Эта веснушчатая девица с огромными голубыми глазами молотит всё, что попадёт ей под руку. Днём и ночью. К холодильнику подпускать её опасно – опустошит до базовой комплектации. Настоящий троглодит. Тем поразительнее, что при этом её талию можно на конкурс красоты берёзок выставлять. И грациозные берёзки, кстати, продуют. Рядом с ней будут казаться жирными и бесформенными.
– А ну дай сюда! – буквально вырываю из её зубов пирожное и поспешно прячу в недра желудка. Ибо нефиг! Мой растущий организм тоже требует подпитки в виде калорий и глюкозы. – Фто я пфопуфтила?
– Прожуй и не плюйся, – подтирает со щеки брызги брызнувшего крема Ян.
– Ну пфости. Я флучайно.
– И-и-и… снова, – вытирается повторно. На этот раз попадает и на стёкла очков.
– Всё. Прожевала, – миролюбиво вскидываю ладони и разеваю варежку, чтобы все убедились, что теперь нутро надёжно обрабатывает полученный провиант. – Так что я пропустила?
– Да ничего особенного. Закончили с показательными неравенствами и начали логарифмы.
– Вот же оладушек. Опять с ними пролетела, – огорчаюсь, но не сказать, чтобы очень. Математику, как истинный гуманитарий, я ненавижу. При том, что ЕГЭ, увы, никто не отменял. – И без того ничерташеньки в них не соображаю, так и повтор проморгала.
