Зимой все замирает: птицы больше не щебечут на восходе, воспевая солнце, извилистые ручьи не плещутся и не ослепляют прохожего играющими бликами на волнах, не слышен даже шум листвы столетних дубов, грозно возвышающихся над всем лесом. Каждая веточка укутывается в пушистый иней, каждый холм бережно накрыт белоснежным одеялом.
Как и природа, человек с нетерпением ждет наступления весны, только он скрывается от холода не в инее и не в снежном покрывале. Те, кто побогаче, прячутся в толстые меха и шерсть, беднякам же приходится довольствоваться несколькими слоями старых изношенных тряпок, едва спасающих от пронизывающего ветра.
Мальчик Этро жил в крохотной избе на окраине деревни вместе со своими отцом, тремя братьями и тремя сестрами. Их дом, некогда добротный и теплый, с годами сильно просел, и на крыше и в стенах между бревнами появились расщелины. Дождь и ветер нещадно хлестали хрупкие, источенные червями бревна, а потолок то и дело грозился обвалиться. Несмотря на старания отца и старших сыновей, зимой в избу часто задувало снег, а летом проливной дождь просачивался сквозь щели. Денег совсем не хватало, но все трудились как могли и надеялись на лучшее.
Раньше отец Этро был искусным сапожником. К нему приходили из всех соседних деревень с просьбой сшить или подлатать обувь. Про него с уважением говорили: «Отчего рукастый малый! Обувка у него легка и прочна как сталь». Но годы не щадят никого. Зрение становилось все хуже, шило в дрожащих руках перестало слушаться, и наконец, когда делать обувь стало совсем затруднительно, отец принялся учить ремеслу своих сыновей, возлагая на тех большие надежды. Но что за разочарование его ждало!
Сыновья прославленного сапожника оказались совершенно обделены талантом создавать хорошую обувь. Все, кроме младшего Этро. У старшего сына, Бофто, отлично получалось рыбачить. Он с самого раннего утра уходил расставлять сети, а приходил затемно весь в трясине и иле. Еще два брата, краснощекие Бьярне и Видар, стали лесорубами. Они слыли большими весельчаками, и в лесу часто можно было услышать их громкий смех среди стуков топоров и треска ломающихся стволов деревьев. У трех сестер-рукодельниц, Аделины, Адамины и Агнетты, похожих друг на друга словно три капли воды, лучше всего получалось между собой спорить, едва находился повод.
Отец сулил Этро большой успех. Как только он заметил, что младший сын ловко управляется с шилом, а потайной тачный шов у него получается вполне сносным, он тот час с радостью объявил его преемником своего дела и взялся за обучение сына сапожному ремеслу еще усердней. С раннего утра и до самого вечера Этро занимался то выделкой кожи, то натачиванием ножей, то шитьем.
В той же деревне жила синеглазая девочка Анни, единственная дочь местного краснодеревщика. Она была смышленая не по годам, и в глазах ее таилась едва уловимая грусть. Остальным детям она казалась слишком чудной и непонятной, оттого они ее сторонились. Как-то раз хулиганы облили ледяной водой дверь в ее избу и залепили снегом сверху до низу, так что открыть ее не получалось. Этро, пробегавший мимо по поручениям отца, заметил плачущую девочку на снегу и решил ей помочь отколотить дверь. Так они и подружились. С тех самых пор каждый вечер Анни приходила к избе Этро, бросала снежок в его окно, извещая тем самым, что она его ждет, и как только отец отпускал Этро, они отправлялись гулять.
Жизнь была трудна и безрадостна. Зимой небо хмурилось, и порой казалось, что еще немного – и оно опрокинется на землю. Темнело совсем рано, и если бы не снег, слабо отражавший свет звезд, за окном бы стояла кромешная тьма. Замёрзший воздух скрипел в тишине, а застывшие ветки хрустели под толстым слоем инея. Поздними вечерами все семьи собирались возле своих очагов погреться и рассказывали друг другу удивительные истории.
Отец всегда располагался в своем огромном потертом кресле, садил к себе на колени Этро и, закурив свою большую резную трубку, низким хриплым голосом начинал рассказ. Все остальные члены семьи рассаживались на полу вокруг кресла, стараясь как можно ближе оказаться к очагу и как можно дальше от чужих локтей, то и дело норовивших протиснуться к самому теплому месту. После отца рассказывали истории старшие братья, а после них – иногда и сестры. Один лишь Этро молчал, ведь ему, как самому младшему, было положено только слушать. Взрослые считали, что детям нечего рассказать. Широко распахнув свои зеленые глаза, Этро ловил каждое слово отца, братьев и сестер. Порой упрямый рыжий локон сползал ему прямо на лицо, а по веснушчатой щеке катилась горькая слеза – но Этро ничего из этого не замечал, а лишь мечтал когда-нибудь поведать всем свою историю.
От некоторых рассказов все смеялись до колик (к примеру, у старшего Бофто прекрасно получались истории про неуклюжих гномов), от иных –тряслись колени (девочки любили истории про старуху с пустыми глазницами, гонявшуюся по болотам за детьми). Фантазию рассказчика не ограничивало практически ничего, и чем более захватывающими и неправдоподобными были истории, тем лучше.
Однако одним вечером произошло нечто совершенно необычное. Братья-лесорубы Бьярне и Видар, сидевшие ближе всех к окну, начали оглядываться на небо и перешептываться. Отец сдвинул брови и спросил, в чем дело, на что Бьярне охотно ответил:
