Десять минут до короткого замыкания
Привет, Джек! Сто лет не виделись! Позволь представить тебе нашего почетного гостя, профессора Филлариона Флегмонтовича Фофаноффа, на конце два «эф», разумеется. Мы зовем его «Фил». Фил, не хотите ли познакомиться с Джо Керром? Ой, простите, с Джеком Ротом. Он у нас большой специалист в области перекрестного оплодотворения идей, концепций, замыслов, ротации первичных импульсов воображения… ничего не соврал?
…В общем, это прекрасный парень!
– Очень приятно.
– Очень рад.
– Чудный, чудный херес сегодня подают!
– И в самом деле, хорош.
– Посмотрите-ка на Джоселин, не правда ли, она, хм… восхитительна?
– Разумеется, хотя, на мой вкус, слишком приодета. Один только этот непостижимый бант на плече!
– О, вы слишком придирчивы, моя дорогая!
– Простите мне мою расхлябанность, старина, но я только что начал читать ваш трактат, хотя уже чертовски, чертовски впечатлен. Вы замечательно подчеркнули значение согласных, и я с вами абсолютно согласен. Гласные не привносят в текст национальной энергии.
– Подлейте-ка мне еще этого восхитительного напитка. А кто эта девица в лиловом?
– Видите эту французскую пару, всю в вельвете? Вот уж всамделишный шик Левого берега Сены!
– Говорят, они только что прибыли из континентального Китая…
– Как? Уйти из Вэ-Вэ и поступить в Эл-Эл-Эл? Никого не нашлось, чтобы ее отговорить?
– Внимание, братцы, кое-что новенькое из Белого дома. Последний советский анекдот.
– Поосторожней с советскими анекдотами. Тут где-то ходит советский советник по садовым культурам.
– Простите, джентльмены, я как раз и есть советник советского посольства по садовым культурам.
– У-у-п-с! А не расскажете ли вы нам, господин советник, о колхозных плантациях мака?
– Не можете ли вы мне сказать, Генри, кто этот трехсотфунтовый толстяк, такой приветливый и симпатичный?
– Да это же почетный гость сегодняшнего вечера, мой старый кореш времен Московской траншейной войны, Филларион Фофанофф, два «эф» на конце, разумеется.
– Уши не изменяют мне? Профессор Фофанофф во плоти?
– Да еще в какой плоти! Зовите его Фил, Раджа. Фил, знакомься, Раджа Саванг, давний друг нашего института.
– Сахару или молока?
– Ни того, ни другого.
– Виски или херес?
– И то, и другое.
– Вот типичный ответ нашего доброго старого Фила. Добрый, старый Фил! Первая птичка гласности!
– И все-таки, советская хохма…
– Внимание, советская хохма в японской интерпретации!
– Ваше Превосходительство, почему у вас такие красные губы?
– Простите, Хуссако-сан, но вы опять чертовски неуместны!
– Хелло, Ксан Вьен! Я – Пэтси! Диззихэд говорил мне о вас. Похоже, что мы копаем одну и ту же шахту, не так ли?
– Что происходит в конце концов? Мне сказали, что этот вездесущий аргентинчж должен меня сегодня провожать, а он весь вечер крутится вокруг Ксана!
– Вы должны его простить, моя дорогая, профессиональные интересы. Где еще найдет он человека, что разделяет его взгляды на стратегическое исследование вечной мерзлоты.
– Мисс Янгблэддер, давайте говорить о деле. Вы же не будете отрицать, что уровень участия женщин в наших пополуденных дискуссиях стабильно повышается!
– Третьего дня, сэр, я наблюдала, как вы катались на коньках. Никогда раньше не видела таких подвижных слонов.
– О, тысяча благодарностей, мадам! Вряд ли вы найдете человека, более восприимчивого к лести, чем я.
– Вы польщены тем, что вас назвали слоном, сэр?
– Ну, не очень, мадам, но зато упоминание о подвижности… И кроме того, там, в Москве, а именно в Кривоарбатском переулке, я был известен под кличкой Хобот, что, как известно, является значительной частью слоновьего тела, мадам.
Пять минут до короткого замыкания
– Кто эта девушка в лиловом, что так дерзко смеется над слоноподобным русским?
– Она вовсе не в лиловом, а в сером. У нее глаза лиловые, вот в чем дело. Это Урсула Усрис, доктор наук.
– Не говорите мне ни слова о Брендане Мэйписе. Фигурально говоря, он не что иное, как мешок с дерьмом.
– Но зато какой игрок в гольф, сэр!
Вечерний ритуал распития хереса в вашингтонском институте, известном под кличкой Тройное Эл, то есть Линкольн Либерал Лииг, или иначе – Либеральная лига Линкольна, был в полном разгаре. Не менее полусотни исследователей с международной репутацией толпились вокруг овального стола, жужжа как рой трудовых пчел. Дух академического сотрудничества, как мы слышали, явно преобладал над сплетнями.
Можно легко предположить, что никто (или почти никто) в этой славной толпе, так живо потребляющей всеобщую элегантность вместе с потоком традиционного академического напитка, не догадывался, что находится под пристальным наблюдением сверху.
Боже упаси, мы не имеем в виду грозные сферы невидимого, единственное, что мы имеем в виду, говоря «сверху», это один из прихотливых балкончиков, расположенных на разных уровнях под гигантским куполом супермодернистской конструкции, известной в Вашингтоне, округ Колумбия, под кличкой Яйцо. У каждого из этих многочисленных балкончиков было имя или знаменитого мыслителя, или исследователя, и тот, на котором мы расположили двух наших наблюдателей, именовался балконом Ибн Эзры, испанского еврейского философа X столетия. От случая к случаю он использовался для собраний Генеалогического общества, иногда для тайных свиданий, вносящих дальнейшую путаницу в генеалогию будущего, но еще ни разу для наблюдения за традиционным распитием хереса.
