Она сидела возле гроба. Не плакала, не кричала. Безотрывно смотрела на фарфоровое кукольное личико дочери: чёрные длинные реснички, правильной формы бровки, точёный носик, пухлые губки… Красавица…Спит… Ручки такие холодные…Надо укрыть…
– Павлик! – Наденька подняла глаза на мужа. Он отшатнулся: на него смотрела спокойная, деловая жена. – Принеси одеяло. Ирочке холодно. Простынет…
Завыли бабки. Женщины торопливо достали платочки. Мужчины вытирали слёзы рукавами. Павел вырвался из плотно стоящей толпы. Прислонился к дереву: какое одеяло? Какое одеяло?! Подскочила подруга жены, дала успокоительное. Выпил залпом.
– Давай ещё! – протянул стакан и не убирал, пока она не налила полный.
– Что делать? Нести одеяло? – он просительно смотрел на Веру.
– Успокойся. Она уже забыла. Это шок, она еще не осознала…
– Успокойся? Как теперь жить? Как?! – Павлик резко осушил стакан.
– Ты должен быть сильным. У тебя дети… Жене нужна будет помощь… – Вера не знала, что говорить. Сухие протокольные слова… Другие не находились.
Толпа взвыла еще громче – к Наденьке пробирался маленький светленький мальчик. Золотые волосы лежали кольцами. Большие ярко-синие глаза блестели от слёз.
– Ангелочек! – ахнули бабки и запричитали…
Мальчик подошел к матери, забрался на колени, обхватил ручонками шею. Прижался к ней всем телом, задрожал и громко заплакал:
– Мамочка! Мамочка! Ирочка умерла! Понимаешь? Умерла!
Его крик подхватили соседки. Рыдание прокатилось по толпе. Люди придвинулись ближе друг к другу. Общий плач объединил, сплотил совершенно разных людей, которые только вчера ругались из-за подмоченных кошками ковриков, сломанных на клумбе цветов, разбитых юными футболистами стёкол… Это сейчас казалось такой ерундой…
– Мамочка! Посмотри на меня! Поплачь, мамочка! Ирочки больше нет!
Мать оторвала от себя руки ребенка и посмотрела ему в глаза:
– Как нет? Ирочка вот, лежит… Почему лежит?
Наденька спустила мальчика на землю. Встала. Неестественно выпрямилась.
– Что происходит? Вы зачем собрались? – она обвела толпу затуманенным взглядом. – Где Павлик?
– Я здесь! – муж протиснулся к жене, встал рядом, обнял за талию. – Всё будет хорошо!
–Хо-ро-шо? Ирочка умерла! – страшным голосом закричала Наденька, вытянувшись в струну, потом обмякла и потеряла сознание.
Люди одновременно выдохнули, напряжение волной прокатилось от центра толпы и, достигнув крайних рядов, пропало.
– Дошло!
– Слава богу! Поняла!
– Ей поплакать бы!
– Да, поплакала бы!
– До кладбища, дай бог, отойдёт…
– Надо “Скорую” вызвать…
Новый крик потряс людей. Это очнулась несчастная мать и, взглянув на гроб, зарыдала утробным голосом раненого зверя:
– Доченька! Почему? За что?!
Наденька стала целовать неподвижное личико, нежные прохладные ручки…
– Пора! Прощаемся! – похоронный распорядитель, худенькая женщина в чёрном строгом костюме, много повидавшая за время работы, заплакала и махнула рукой. Помощники оттеснили толпу, выстроили всех в линию.
Наденьку держали муж и подруга. Она висела на их руках как тряпичная кукла без стержня. Волосы растрепались, в глазах застыл ужас, сделавший взгляд безумным. Она не плакала, ушла в себя. Потом закинула голову и стала смотреть в небо, словно стараясь уловить движение души дочери. Ангелочек, земной золотоволосый мальчик, прижался к ногам матери и заплакал тонким серебряным голоском…
Долго ехали в катафалке. Наденька не помнила, что делали с её девочкой. Очнулась, когда в руку вложили землю. Она разжала ладонь, посмотрела на рыхлый ком, состоящий из рыжего песка и глины, и бросила на гроб, как делали все. Зачем только? Рабочие похоронной службы быстро забросали его влажным грунтом, сделали маленький холмик. Домик… Для дочки…
Поехали в кафе. Бетонной плитой давило горе на уставших людей. Молча помыли руки, уселись за столы. Соблюли все традиции: вспоминали, говорили добрые слова…Плакали… Пили…Таяли душой. Ели…Потом опять выпивали…
Наденька с удивлением видела улыбки на многих лицах. Улыбки облегчения. Они радовались, что это случилось не с их ребенком… Ей было все равно. Она чувствовала: изменилось что-то на физическом уровне, словно пуповину перерезали второй раз. Дочки нет. Физически нет. В то же время она ощущала такую близость, такое состояние единения с покинувшим её ребенком, что даже испугалась этого. Было больно и радостно, тяжело и блаженно.
Ангелочек, Митенька, не отходил от матери ни на шаг. Сердце Наденьки оживало от детской любви. “ Я ему нужна”, – думала мать и гладила – гладила сына, перебирая золотые кудри…
– Хорошо, что Митя такой добрый, – всхлипнув, пьяно уронила голову на плечо подруги Вера. – Повезло тебе с сыночком, Надюша…
Наденька вспомнила, что не видела сегодня старшего сына.
