Парк был пуст, как голова у комика, забывшего шутку в прямом эфире. Время стояло на границе между поздним вечером и тем, что называют "не той ночью".
Трое подростков стояли у костра. Один держал в руках листок с текстом, второй – телефон на штативе, третий – бутылку виски, из которой уже прилично ушло "на жертву". Сначала они шутили. Теперь делали вид, что это всерьёз.
На земле, кое-как процарапанной в сухой листве, лежал круг. В нём – символы, списанные с картинки, где было написано: "Сильнейший вызов демона. 100% работает". Они не знали, что значит ни один из символов. Да и не интересовались.
Костёр потрескивал. Виски в бутылке плескался. Кто-то прочитал первую строчку на ломаном латинском.
– In nomine diaboli, veni ad nos…
Это прозвучало так, будто официант попросил дьявола подать счёт.
Они молчали. Потом раздался хруст. Не громкий, но в тишине – почти выстрел. Кто-то задел ветку. Что-то хлюпнуло. И из темноты вышел он.
Мужчина. Лет сорока с лишним, неопрятный, слегка сутулый, с лицом, на котором усталость сидела так, будто прописана там по договору. Он застёгивал ширинку и недовольно бормотал.
– …блядь, ну кто кусты посреди парка ставит, а? Куда не зайди – везде, сука, крапива…
Он вышел прямо в центр круга, не глядя под ноги. Подростки онемели.
Фигура выросла из темноты внезапно, как будто пришла по зову. Свет костра отразился на лице, делая его похожим на маску. Мужик остановился, осмотрелся, чуть пошатнулся, и в этот момент один из подростков отшатнулся назад, задевая бутылку.
Виски выплеснулся, потёк по линиям, заполняя канавки. Костёр мигнул. Пламя потянулось, медленно, как будто прислушиваясь. И вдруг, почти неестественно, огонь побежал по символам.
Вспыхнуло сразу. Вокруг мужчины вспыхнул замкнутый огненный круг. Символы загорелись, как будто кто-то щёлкнул спичкой внутри книги заклинаний.
Подростки заорали.
– Это что было?!
– Он в круге, блядь, ты видел?!
– Это сработало?! Оно же не должно было!!!
– Да вы охуели, что ли?! – заорал мужик, отпрыгивая. – Чуть хуй не спалили, демоновы тиктокеры! У меня там, блядь, ещё две функции не сгоревшие!
Огонь догорал, но никто не ждал конца шоу. Подростки кинулись в разные стороны – один в кусты, другой на тропинку, третий уронил камеру и просто побежал в темноту.
Мужик остался стоять в круге, хлопая себя по штанам, пытаясь сбить огонь, которого уже не было. Смотрел на землю, на круг, потом на тьму.
– Нормально. – выдохнул он. – Поссать вышел. А тут, блядь, Армагеддон.
Он вышел из круга, встряхнул ногой землю, рукавом вытер лоб. Побрёл в сторону остановки. Дышал глубоко, как человек, который очень хочет верить, что ему это приснилось.
Навстречу шла женщина – пожилая, в тёмной куртке и с жёстким взглядом. Увидела его, замерла, перекрестилась, отвернулась и зашагала прочь, не сказав ни слова.
– Во, блядь. Привет, православие.
Он дошёл до остановки, посмотрел на расписание, которого там не было, и тихо сказал:
– Была страна, были люди… А теперь – все ёбнулись. И, по ходу, я первый.
Сзади – визг шин. Удар. Тишина.
Он обернулся. На дороге – один из тех подростков, лежит. Машина остановилась. Водитель вышел, держась за голову.
И тогда он увидел – рядом, в траве, лежала камера. Маленький красный огонёк всё ещё мигал.
– Ага… – сказал он, глядя в темноту. – Пишем, значит. Ну давай, пишем… Всё, как положено.
Он махнул рукой, как будто отгонял комара, а не последствия возможного сатанинского вызова.
– Потерянное поколение… Пидорасы с камерами, – пробормотал он, сунув руки в карманы. – В моё время максимум "вызывали" пиво из холодильника, а не чертей из кустов.
Парк остался позади. В городе было тихо. Слишком. Даже для этой поры. Воздух казался вязким, как суп из автомата, а фонари мигали без ритма, как будто забыли, зачем вообще светят.
Подъезд встретил его запахом мочи и старого пола. На стене кто-то написал “Здесь был Бог”, и кто-то ниже добавил “но сбежал”. Лампы не было. Лифт, как всегда, стоял мёртвым. Валентин не торопился. Пятый этаж – это не подвиг, а ежедневное проклятие. Он знал каждый скрип ступеней и каждый ржавый гвоздь, торчащий в перилах.
Ключ вошёл в замочную скважину с третьего раза. Щелчок, тишина. Квартира встретила его привычной полутьмой и усталым, застоявшимся воздухом, в котором пахло старым табаком, пылью и чьим-то отсутствием.
Холодильник дрожал в углу кухни, как будто боялся, что его снова откроют. Он потянулся, открыл дверь – свет лампочки вспыхнул с задержкой. На полке лежало пол-курицы, разлитая селёдка и чикушка "Петровича", которой оставалось жить минуты три.
Он взял бутылку, прошёл в коридор. Половицы скрипели не просто под ногами – они, казалось, комментировали каждый шаг. Где-то в глубине квартиры тикали часы. Монотонно. Чётко. Как будто им было плевать, что в этом доме время давно стало условным.
И тут он услышал голос.
Глухой. Как будто из-под воды. Как будто кто-то шепнул ему в ухо, но при этом стоял этажом ниже.
– Эй…
Он остановился. Мгновение – полное тишины. Потом обернулся. За спиной – пустой коридор, с дверью в ванную и стеной, на которой висело зеркало, давно потерявшее интерес к отражению.
