Жил на реке Иркут, может, двести, может, триста лет тому назад сирота Макарка. Крепкое хозяйство после смерти родителей ему осталось – дом справный да живность всякая и разная. Тут, как говорится, живи – не тужи. Мало старайся – и то сыт будешь, А уж если в полную силушку начнёшь трудиться – достаток в доме полный будет.
Но к труду у него душа не лежала, хоть и крепок был. Отец с матерью своим потом хлебушек добывали, пока не умерли. А сынка всё берегли от трудов и тягот. Пускай, мол, подрастёт. Остался он один-одинёшенек. Но трудолюбивым и старательным его это сделало. Так Макарушка и обленился, что даже муху с собственного лба ему порой согнать неохота было. «Коли надоест сидеть, то сама улетит».
Ясное дело, корова не выдержала голодной жизни и в поле убежала. Свиньи так отощали, что иная беспризорная собачонка справней их, вместе взятых, смотрелась. Куры и прочая птица на подножный корм перешли, сами о себе стали заботиться и даже летать от голода научились. Не так высоко, правда, но макушки берёз и сосен запросто взлетали. Огород травой-лебедой зарос и мокрецом.
Сам же Макарушка оборванцем сделался, исхудал, почернел от грязи. Тем кормился, что соседи добрые давали.
Благо, жила по соседству ещё и добрая старушка Акулина. Она и подкармливала Макарку, поддерживала, чем могла.
– Забери у меня, бабушка, живность, какая осталась, а то всё одно – передохнет. Да и землёй моей пользуйся.
– А может, Макарушка, одумаешься, – охала старая соседка, – может, в твоих руках бодрость какая-нибудь появится?
– Не появится. Да и ни к чему мне всё это. Клад я буду несметный искать. Авось, найду. А там, почитай, вся жизнь и наладится.
– Попытай хоть тут себя. Кормить я тебя буду, как и дочь свою родную. Уж больно ты тихий и славный.
А дочь у старушки, Дуняша, не то, что бы красавица писаная, но приметная девушка была, а главное – умная. Ей Макарка нравился. Пуще всего боялась она, что за леностью своей Макарка совсем пропадёт. Вот и думала, как парня-то мужиком сделать самым настоящим, хозяйственным да работящим.
Лежит, как-то, на завалинке Макарка, мечтает. Подходит к нему Дуняша и говорит:
– Не стыдно тебе, молодец, воробьёв в небе считать? Делом бы занялся бы, а то люди вокруг смеются.
– Вот клад найду ценный, Дуняша, – зажмурив глаза, отвечает он, мы с тобой и обженимся. Али не люб я тебе и не пойдёшь за меня?
– Коли клад найдёшь, то, может, и пойду. Но ведь не во дворе же он у тебя зарыт.
– А вот сейчас возьму заступ и в тайгу отправлюсь, – повеселел Макарка от таких слов девушки, – каждый день буду рыть-копать.
«Пусть уж походит, – подумала Дуняша,– заступом-лопатой поработает. Всё расшевелится, к труду привыкнет». А он ведь и, на самом деле, пошёл. Как говорится, блажная думка и мёртвого подымет.
Так он неделю ходил и по ночам, и по утренней заре, и в полуденное время. Силушки не жалел, свято верил, что выпадет ему удача. Народ уж и посмеиваться стал: «Вон Макарка Клад идёт! Сума от золотишка аж трещит. Больно богатый сделался». Вот и стали его звать – Макарка Клад.
В один вечер стал он жаловаться на свою судьбу Дуняше:
– Обутки уже сбил вконец, а всё без толку. Нет, видать, в наших местах кладов-то несметных.
– Может, и есть, – раззадоривает его Дуняша, – только надобно места заветные знать.
– Вот то-то и оно. Но, однако же, похожу ещё с заступом, авось, что и добуду.
– Надо, Макарка, к старику-ведуну Пантелею тебе сходить. Он много пожил, немало и знает. Вот вместе и отправимся к деду за добрым советом.
А Пантелей про Макаркины причуды уже слышал. Вот и решил старик вместе с Дуняшей на путь истинный парня поставить. Может, что и выйдет из такой затеи.
Пришёл Макарка к деду всезнающему и просит:
– Помоги, Христа ради, Пантелей Антонович. Клад отыскать хочу. Поделюсь с тобой опосля, как могу.
– Уж помоги Макарушке, дедушка, – вторит белолицая Дуняша, – а он, как-нибудь, и тебе добро сделает.
– Чего ж не помочь в славном деле. Подскажу, как знаю.
И начал Пантелей чёрной сажей из печи на бересте сушёной всякие знаки и каракули выводить. Что-то ещё при этом и бормотал.
Потом сжёг всё это под шептания и заклинания. Глаза прикрыл и говорит:
– Вижу, в межгорье у родника, что в версте от Иркутска, под кедром поваленным, в зарослях травянистых. Тут и копай по разрыв-траве.
В пояс поклонился Макарушка Пантелею, и пошли они с Дуняшей теперь уже вместе клад искать. Место указанное быстро нашли, и стал парень землю поднимать. Невдомёк ему было, что копает уже по копанному.
Что ж тут скажешь. Ведь парень труда истинного никогда не ведал. И рыл-то меньше четверти часа, а уж и наткнулся лопатой-заступом на какую-то твердину.
– Есть что-то, Дуняша! – возликовал он и вытянул из земли соху железную, совсем такую же, как у покойного тятьки была. Закручинился совсем Макарушка.
– Зря унываешь, – сказала Дуняша. – Может, соха эта какая-то особая, в силе волшебной. Да и клад-то у каждого свой.
– Оно, может, и так. Но ведь не это я искал, а злато-серебро. В нём наше счастье с тобой и жизнь широкая.
Ничего не сказала Дуняша, только вздохнула протяжно. И опять пошли они на следующий день к Пантелею.
