Кеша еще дремал, но стук капель о подоконник окончательно вернул его в реальность.
Серый день давящим сумраком полз в комнату.
– Блядь, опять чистить! – не сдержался он.
С крыши мансарды, прямо к нему в окно, свисал белый надув свежего снега.
Кеша сел, подождал и нехотя протопал в ванную, сорвав по ходу листок календаря. Прежде чем выбросить его посмотрел число: 22.
– Блядь! Сегодня же 23! – вспомнил он.
Отношение к этому дню трансформировалось в нем на протяжении всех шестидесяти пяти лет.
В детстве, лишенный игрушек с военной атрибутикой, он не понимал этот праздник. Потом его поглотила музыка и все остальное ушло на второй план.
Азы неприязни зародились в школе.
Сутулого очкарика с нотной папкой в классе не замечали. Он не дрался, не гонял в футбол, а бренчанье на пианино мускулинности ему не добавляло.
Одноклассницы сами выбирали объект поздравлений и все внимание красавиц доставалось отъявленным хулиганам и двоечникам. Его же и пару доходяг отмечали те, кому не хватило гопников и то по настойчивой просьбе учительницы.
Причину такой дискриминации, в силу малолетства, Кеша понять не мог, однако ассоциация несправедливости с этим числом уже зародилась в нем.
Окончив школу, Иннокентий все-таки получил моральную сатисфакцию за прошедшие десять лет. Те, за кем бегали девчонки, пошли ежедневно отмечать этот праздник кто на два, а кто и на три года.
Сам Кеша, оставив навсегда город полярных сияний и подводных лодок, уехал поступать в Москву.
Молодость и жизнь в столице немного охладила антипатию к этой дате, но ненадолго.
Знакомые москвички, ценя в нем интеллигентность и ум, дарили Кеше носки, платки и галстуки фабрики «Красная лента», в надежде получить от него на восьмое марта что-то более весомое и дорогое.
Страх испортить отношения и скупость Кеши входили в диссонанс, и заставляли страдать его тонкую душевную организацию. С конца зимы и до самого Женского дня он пребывал в дурном настроении.
Но главная напасть в эту дату грозила Кеше от Нинки, его многолетней сожительницы. Она любила 23 ничуть не меньше чем свое законное 8 марта.
Поздравляя знакомых мужчин и родственников, любимая приезжала домой очень поздно, Кеша ревновал, скандалил, однако спустя год все повторялось.
Сейчас же, когда с визитами давно покончено, Нинка, включив утром телевизор, весь день смотрела как русские «рембо» спасают мир.
Военных она обожала. Вид молодых самцов, звенящих на параде медальками, даже сейчас, на восьмом десятке, приводил ее в трепетный восторг.
Иннокентий, то ли из присущего ему миролюбия, а может из зависти и страха, военных терпеть не мог. Он выключал телик, Ника плакала, они ругались, и Кеша уходил из дома. Так происходило каждый раз.
Натянув треники, Кеша спустился в гостиную.
Нинка, не изменяя своей привычке, под грохот боевика, готовила завтрак.
С трудом избежав ссоры, он молча взял поднос с едой и закрылся в своем кабинете.
Спустя полчаса, постучав, зашла Нинка.
– Поздравлять не буду, знаю: не любишь, но подарок есть. Вечером в театр поедем. В «Эстраду».
– Что дают?
– «Скупой». Якубович в главной роли.
– Который из «Поля чудес»? Клоун!
– Ты не рад?
– Рад. Пойдем раз купила.
После завтрака, щадя свои нервы, Кеша вышел во двор, чистил снег, разобрал сарай и, в час, пообедав, начал подготовку к вечеру.
Налив в шейкер вино, он выдавил туда пол-лимона, добавил на глаз кленовый сироп, взболтал и, попробовав, причмокнул: «Вкусно, но не радостно!».
Иннокентий перелил шейкер в сифон, проткнул баллон и, глядя на кипящие пузырьки, подумал о неизбежном росте энтропии в замкнутой системе.
– Блядь, снова хрень в голову лезет! –посетовал вслух Кеша. – А ведь учил же когда-то. Второе начало термодинамики…
Дождавшись окончания процесса он, перелил пойло в пластик и, добавив туда грамм триста водки, закрепил торжество хаоса в предстоящем вечере.
Доехали хорошо, без пробок и Нинка быстро нашла свободный паркинг недалеко от театра.
Перед тем, как запихнуть флягу куда следует, Иннокентий сделал большой глоток, Нинка одернула:
– Рано начал! Не позорь меня!
Он промолчал и убрал баклажку в сумку.
