Психологи наставляют: «Не бойтесь начинать что-то заново, не бойтесь пробовать что-то новое, потому что жизнь становится единообразной и скучной, когда вы остаётесь в пределах того, что уже знаете, умеете и практикуете». Жизнь становится тягостным ожиданием нового дня, бесконечным поглощением и нулевой отдачей. Если не считать пулемётной по ослабшему тельцу.
Твой ясный ум посещали эти мысли. Ты слышал это от своих друзей и знакомых. И ты согласен с этими словами, ты находишь в них смысл и даже какая-то часть тебя заложена в этом. Но всё дело в том, что ты являешься консерватором своих принципов, привычек и самого себя в целом.
Холодный ветер задувает в дряхлое деревянное окно, отчего создаётся впечатление, что Сэм находится на улице. Полная луна освещает вечер, её света вполне хватало, чтобы в комнате было достаточно света. Достаточно, чтобы видеть расположение предметов комнаты. Чтобы видеть сальные от потных спин стены, уже напоминающие стены какого-то завода по переработке вторсырья, где рабочие в периоды обедов оставляют память своего существования плевками и кругами жёлтой мочи. Голые стены. Чтобы видеть на этой же самой стене грязную картину. Грязный прямоугольник чёрного цвета. Подделка картины Пола Било. Гвозди на двух углах служат фиксатором проволоки для сушки вещей. Полотенце на этой проволоке хранит примерно столько же пыли, сколько и подоконники продуваемых окон.
Кровать с прогнувшимся по центру матрасом. Сэм садится на неё, чувствуя тотчас режущий запах пыли, скрежет на зубах и песок на пальцах. И ты боишься меняться, потому что боишься не понравится, потому что, на самом деле, не хочешь ничего нового. Потому что, на самом деле, всё старое не является таким уж и старым, потому что это старое, все таки, проносит какое-то счастье.
Свет из окна – единственный свет в комнате. Он сидит неподвижно, будто ожидая чьего-то визита. Но никто не придёт, и его непоколебимость связана лишь только с тем, что он готов. Всё решено и назад дороги нет. Сэм даже не знает, какое сейчас число. Ему это и не интересно.
Двухкратный звонок в дверь прерывает громкую тишину. Сэм не слышит его. Делает вид, что не слышит.
Звонок повторяется, Сэм чувствует настойчивость. Но он всё равно не слышит. Делает вид, что не слышит. Голос по ту сторону говорит:
– …Сэм, ты меня слышишь? Это я…
Он делает вид, что не слышит. Он всё равно не слышит. Голос повторяет:
– Я знаю, что ты меня слышишь, Сэм, я верю, что ты меня ещё слышишь…
Он слышит, он делает вид, что слышит.
– Пожалуйста, открой дверь, скажи мне, что ты меня слышишь.
Песок под ногтями сидит так глубоко, что кожа в этих местах, вперемешку с потом, ноет так сильно, что хочется отрубить себе пальцы.
Сэм не смотрит в глазок. Он просто стоит напротив рухляди. Напротив своей двери, если её ещё можно так назвать. В ноги дует почти свежий воздух из-под этой деревянной защиты от непрошенных гостей.
Белые ноги очень худые, но на фоне всего тела они не выглядят странно. Его руки – две вялые плети из кожи. Шейные позвонки как будто связаны в плотный пучок ссохшимися сухожилиями. Воспалённые. Ноющие и усталые. Плечи подвешены на хребте у основания черепа. Кожа вдавлена меж рёбер на спине, будто мышц нет и вовсе. Будто обтянули пищевой плёнкой рублёное мясо и создали внутри вакуум.
После очередного стука Сэм тихо открывает заслон двери и ждёт. Ждёт. Стук прекратился. Ветер дует сильнее с открывшейся дверью.
Ты сам создаёшь себя таким, какой ты есть. С детства тебе говорили правильно одеваться, правильно поступать, делать всё так, чтобы не отличаться от других. Просто не быть белой вороной среди кукушек. Тебе навязывают некоторые идеи, мысли и слова. Тебя формируют как человека. Но ты делаешь вид, что не слышишь. Ты создаёшь себя сам. Таким, каким чувствуешь себя сам. И это отличает тебя от других: ты не надеваешь маску, когда тебе это выгодно, ты живёшь в этой маске. Это твоё лицо. Ты с ним родился, меняются с возрастом лишь отдельные его черты. Твоя маска пропитана существом, а не ситуацией.
Голова запрокинута набок, язык торчит наружу вялой тряпкой. Ноги подняты наверх, пятки массажирует рука. Зрачки запрокинуты глубоко за веки, глаза – потрескавшиеся стёкла из кровяных сосудов на сером фоне. Девушка обливает его лицо водой, давит рукой на грудь, делает искусственную вентиляцию. Она не позволит ему умереть вот так.
