Вместо предисловия
Из бесед Генриха де Катта с Фридрихом Великим
Генрих де Катт двадцать четыре года состоял при особе короля Фридриха.
Катт был швейцарец. Знакомство его с королем произошло так: он отправился в Утрехт оканчивать курс под руководством тогда знаменитого профессора Весселинга. Однажды, возвращаясь с какой-то экскурсии, он сел на корабль. Каюта в нем была занята каким-то господином, выдававшим себя за первого музыканта польского короля. Неизвестный заметил Катта:
– Как вас зовут, – послушайте? – крикнул он Катту. – Войдите сюда. Здесь вам будет удобнее.
Катт послушался, и неизвестный вступил с ним в беседу о политике, о философии, о религии. Так доехали они до Утрехта, где неизвестный распрощался с швейцарцем.
– Прощайте, – сказал он, – надеюсь увидеться с вами. В городе я наведу о вас справки. Впрочем, если вам не противно отужинать со мной в гостиннице, вы очень бы одолжили меня, проведя со мной еще некоторое время. Я вас долго не задержу, так как я намерен уехать ночью.
Катт отказался от приглашения. На следующий день он узнал, что этот мнимый первый музыкант польского короля, «столь просвещенный, столь решительный, столь живой и упрямый», был не кто иной, как прусский король, который, прикрываясь любимым им инкогнито, путешествовал по Голландии.
Шесть недель спустя, он получил письмо из Потсдама. Катт понравился Фридриху, и Фридрих предлагал ему служить при нем. Катт, по болезни, не мог отправиться. Но, среди трудов и тревог войны, король не забыл о молодом человеке, встреченном в Голландии. Он повторил свое предложение, и спустя два года Катт приехал в Бреславль.
Весной 1758 года, Катт был назначен «лектором» и личным секретарем короля, и с тех пор состоял при нем безотлучно в самые тяжкие годы Семилетней войны. Почти каждый день, около 5 часов по полудни, он находился у короля; даже перед крупными военными решениями не прерывались эти литературные занятия. Пробыв до 10 часов вечера при короле, Катт затем до полночи записывал свои беседы. С помощью таких записей Катт спустя несколько лет и составил свои мемуары.
С первого же дня свидания Катт был посвящен в интимную жизнь короля. Последний, зная, как придворные и приближенные его будут стараться сблизиться с «чтецом», снабдил его советами на счет скромности и скрытности, а также обрисовал всех, с кем ему приходилось вступать в близкие сношения.
О собственном образе жизни король сказал: «Во время кампании, я встаю в 3 часа утра, иногда и раньше. Признаюсь, мне тяжело вставать так рано, я бы охотно полежал еще на постели – до того я утомляюсь; но дела не терпят. Моему камердинеру приказано будить меня и не давать засыпать. Вставши, я сам прибираю свои волосы, одеваюсь, выпиваю чашку кофе, и прочитываю депеши.
Прочитав их, я играю на флейте час, иногда и больше, обдумывая свои письма и ответы, какие следует написать; являются затем мои секретари. Я говорю им, что надо написать. Сделав это, я занимаюсь чтением моих любимых книг, редко новых, до парада. Еще некоторое время я читаю до обеда, назначенного ровно в полдень.
Со мной обедают несколько генералов и в настоящее время прелат здешнего монастыря (Грюссау). Этот господин забавляет меня своей глупостью. Весь обед я потешаюсь над ним. После обеда я играю на флейте для пищеварения, подписываю свои письма и опять читаю до 4 часов».
В это время Катт должен был являться к королю и беседовать с ним до шести часов, когда «начинался его концерт, длившийся до 7½ часов. После концерта я (король) безжалостно мараю бумагу прозой и стихами до 9 часов, когда отправляюсь в объятия Морфея».
В мирное время этот образ жизни короля менялся. «В 7 часов я встаю; пока одеваюсь, прочитываю письма, – рассказывал Фридрих, – это длится до 9 часов. Потом я или верхом, или пешком гуляю до 11 часов. Этой прогулкой я пользуюсь, чтобы обдумывать свои мысли, не желая следовать первым впечатлениям. С 11 до 12 часов я диктую. Потом выслушиваю доклады и дважды в неделю отчет по финансовым делам. В час обедаю. Это продолжается до двух с половиною часов. Потом гуляю, причем, весьма нередко занимаюсь государственными делами. В 5 часов я читаю, в 7 – занимаюсь музыкою, в 9 ужинаю с приятелями, и тут мы проводим время весело».
* * *
По свидетельству Катта, Фридрих нисколько не обольщался величием своей воли, философски углублялся в себя при всяком случае, крупном и незначительном. Следующий случай рассказывает Катт, со слов короля:
«Я составил себе небольшой словарь вопросов, какие я мог бы сделать при случае в Богемии. Гордый своим знанием и своим словарем, я смело подзываю первого встречного крестьянина и смело задаю ему вопрос о местной почве. Крестьянин слушает меня и, будучи более философом, нежели я, отвечает мне с видом боязни и скромности. Тогда я, простофиля, вытаращиваю глаза, и замечаю, что недостаточно было задать вопрос, что надо еще уразуметь ответ, а чтоб уразуметь это, надо знать хорошо язык. Согласитесь, что такое простофильство непростительно взрослому школьнику, а мы нередко кичимся своим большим умом. Это маленькое приключение и еще несколько других убедили меня, что приниженность – добродетель, а самонадеянность – глупая вещь».
