Мелкий весенний дождь противно моросил, делая и так не очень приятный вечер,
сырым, серым и мерзким. Капли, словно россыпь бисера устилали стекла машины,
заставляя то и дело, работать дворники.
Я разговаривал по телефону с Колесниковым, одновременно просматривая со
второго телефона сброшенные на почту документы, когда заметил, что Мирон,
сидящий за рулем, напряженно стал поглядывать в зеркала.
- Что? – бросил ему, прикрывая на мгновение динамик телефона.
- Слева. Темный жигуленок, без номеров. Тащится на хвосте от Ленина.
Подбираются все ближе.
Не успел сказать ему, чтоб набрал сбшникам, как по машине прошлась очередь
выстрелов.
- Ложись, — рыкнул, пригибая голову, матерясь сквозь зубы. Мирон резко
ударил по тормозам.
Это в киношных боевиках, машина под обстрелом несется на всех порах, петляя
среди плотного трафика автомобилей, в реальности все наоборот, ты просто боишься
получить пулю в лоб.
Выстрелы закончились, под сигналы других машин раздался визг шин об
асфальт, смешанный с шумом движка отечественного автопрома, и я, наконец,
выпрямил спину, бросив в трубку все еще висящему на связи Кириллу, что
перезвоню позже. Мирон, матерясь, уже разговаривал с сбшниками, а я вышел из
тачки, вытаскивая из пачки сигарету. Стреляли по колесам суки, попугать решили,
продавить. Твари наивные.
- Арай Аланович, там менты подгребли.
- На хрен шли их. Скажи все нормально, — Мира кивнул и отошел, решать со
служителями закона, пока я набирал Тимофею, чтоб пригнал тачку за мной.
- Арай Аланович, они Ярмоловские. Уже своим отбили, через минут пятнадцать
подгребут.
- Да, сука, что за день-то сегодня такой!
Полтора часа тусовались с ментами, любит меня Ярмолов, жить без меня
солнышко не может, даже тут свой нос засунул. И не смущает товарища капитана,
что я тут пострадавшая сторона.
Когда добрался до Сахарова, готов был уже убивать. Что теперь из-за этой
гниды Павлова с охраной везде таскаться? Закопаю суку.
Бросил девочкам, чтоб принесли что-нибудь пожрать, и прошел в кабинет, где
меня уже ждали Довлатов и Колесников
***
- Папа, пожалуйста, — взмолилась, не в силах наблюдать его в таком
состоянии, боль от происходящего отчаянно драла грудь, но отец, будто не слышал
моих слов, смотрел на меня как на чужого человека, испуганным, полным паники
взглядом. И боль в груди становилась сильней.
- Я не знаю вас! Оставьте меня в покое! Я хочу домой! Отпустите меня домой!
– он прижался спиной к забору, с которого мы его сняли несколько минут назад.
Повела головой охране, чтоб немного отошли в сторону, но были начеку. Пытаться
ему объяснить, что он находится дома, было бесполезно, это я уже поняла.
Поэтому решила действовать по-другому.
- Где твой дом? Давай ты мне скажешь, и я тебя отвезу, — произнесла
максимально мягко, сдерживая рвущиеся из глаз слезы.
- Точно отвезешь?
- Конечно. Мы уже устали за тобой бегать.
- Орловка, улица Лесная, дом шестнадцать, — выпалил, не задумываясь, а у
меня снова болезненно сжалось сердце. Адрес уже несуществующей деревни, в
которой он жил в детстве вместе со своей бабушкой. Его память окунула его так
глубоко, в то время, в котором меня еще не существовало.
- Поехали, — я протянула левую руку, в правой же сжимая в кармане заряженный
лекарством шприц.
Отец осторожно вложил свою руку в мою ладонь и сделал пару шагов, я же
поравнявшись с ним, незаметно вытащив шприц, быстрым движением ввела иглу в его
ягодицу. Он дернулся, но охрана тут же подхватила его, обездвиживая. Пара
мгновений и он обмяк в руках Николая.
- Александра Юрьевича в спальню?
- Да. И спасибо за помощь, — Николай подхватил на руки отца и понес к дому,
на крыльце которого стояла домработница Серафима Георгиевна, обеспокоенно
прижимая руку к груди.
Серафима Георгиевна и Николай с отцом на руках скрылись за дверями, а у меня
подкосились ноги. Я любила отца, но все происходящее было выше моих сил. Тот
момент, когда ситуация на грани твоих сил, терпения и выдержки. Опустилась на
корточки, зажав ладонью рот, внутренняя боль рвалась из меня задушенным криком.
Горячие слезы струились по щекам, обжигая кожу. Я уже была на пороге тотального
отчаянья, в шаге от срыва, второй раз за последние полгода, когда в кармане
завибрировал телефон. Растерев ладонями слезы по лицу, поднялась, доставая
трубку. Глубокий вдох и пальцами по экрану, принимая вызов.
- Слушаю, Нин.
- Зоя Александровна, тут Павлов пришел, вас просит, — произнесла помощница,
а я на ватных ногах зашагала к дому.
- Отправь его к Коневу.
- Он хочет именно вас.
- Скажи, я обязательно лично проконтролирую его дело, но взять в работу не
могу, — села на ступеньки крыльца, доставая запрятанную пачку сигарет, которую
хранила в горшке с петуньями, и закурила. - Придумай что-нибудь. Расхвали
Конева как лучшего адвоката, он меньше всех занят, пусть пашет.
- Хорошо. Вас в бюро ждать сегодня? Степан Петрович спрашивал, и с
прокуратуры Дмитриев звонил, — я глубоко затянулась сигаретой, медленно
выпуская дым и прикрыв глаза. Я совершенно забыла про Дмитриева и его просьбу.
- Это по делу Борисова, я завтра с утра им отзвонюсь. Говори всем, что
уехала по личным обстоятельствам, буду завтра.
