Если бы Чеслава спросили, в чем разница между пробуждением от обычного сна и от анабиоза, он бы ответил: попросите ребенка стукнуть вас ладошкой, а потом попадитесь под удар опытного боксера. Ощущение было такое, словно его вырвали откуда-то, где он принадлежал – причем вырвали грубо и резко, с корнем. Он пока не мог этого видеть, но вокруг него, в точно таких же капсулах, спящие мужчины и женщины стали видеть чуть более беспокойные сны – но люди все еще лежали неподвижно. Не проснулся никто, кроме Чеслава.
Когда мужчина открыл глаза, он не увидел абсолютно ничего. Окружающая темнота пугала и невыносимо давила. Нервная система человека все еще не восстановилась до конца – едва вышедшие из анабиоза могли связно мыслить, но какое-то время оставались совершенно глухими, немыми и слепыми. Это было похоже на нахождение в камере полной депривации, где полностью отсутствует связь с внешним миром через любые органы чувств, и человек остается наедине со своими мыслями. Чеслав вспомнил, что испытал подобные ощущения в сурдокамере во время подготовки к анабиозу – но реальное пробуждение ударило по нему куда тяжелее и жестче.
Самыми первыми Чеславу в голову пришли мысли о смерти, а за ними холодной, липкой волной накатила паника. Паника мешала думать и оценивать окружающую обстановку, поэтому он не услышал ни писка медицинской аппаратуры, проводящей диагностику, ни щелчка автоматики, которая впрыснула ему в вены успокоительное. Он не почувствовал ни этого укола, ни последующего, со снотворным. Все еще находясь в крайне тревожном состоянии, Чеслав провалился в самый обычный неглубокий сон. А после, проснувшись, он вновь прожил свое адское Колесо Сансары: пробуждение, темное ничто вокруг, паника, невесомый укол, сон. И снова, и снова, по кругу.
Пока цикл, наконец, не прервался.
В этот раз, проснувшись, Чеслав разглядел едва заметный, приглушенный свет, с трудом, но различил вокруг себя очертания предметов. Последующий укол, в отличие от предыдущих, принес болевые ощущения, но Чеслава это обрадовало. Его порадовала и ломота в затекших мышцах – боль означала, что он был жив. А еще боль означала следующую стадию адаптации.
– Чеслав, вы слышите меня? Вы понимаете, что я говорю? – раздался откуда-то сбоку глухой, как из бочки, голос.
– Аааа, ыыу, – Чеслав хотел сказать «да», но частично атрофированные от долгого молчания связки не слушались. Невидимого собеседника его мычание, судя по всему, удовлетворило – больше вопросов не было.
Спустя несколько дней, тени вокруг обрели четкость, и Чеслав мог разглядеть и окружающую его аппаратуру, и капсулу, в которой он находился. Постепенно, мужчина начал шевелить руками и ногами, которые были обернуты в специальные манжеты, восстанавливающие работу конечностей. Поначалу, манжеты и отсутствие подвижности здорово напугали его, но уже знакомый женский голос, доносящийся из динамика, объяснил, что процесс восстановления идет абсолютно нормально. Дополнительным подтверждением служил и тот факт, что постоянные уколы стали менее болезненными, а время сна становилось значительно короче. Чеславу, наконец, захотелось двигаться, несмотря на дискомфорт во всем теле.
Пару раз к женскому голосу в динамике присоединялся мужской. Он был хорошо поставленным, гармоничным и четким – явно принадлежавшим опытному оратору или певцу. На смену мужскому голосу вскоре пришли непонятные и неприятные завывания, от которых Чеславу хотелось избавиться, но ничего сделать с ними он не мог.
– У вас наступает последняя стадия адаптации. Скоро вы будете полностью дееспособны, – однажды сообщил ему женский голос, после чего динамик похрипел и затих. А после, спустя некоторое время, в поле зрения Чеслава появилась нечеткая фигура. Он увидел, что она принадлежит крепкой, высокой женщине в медицинский униформе. Женщина приблизилась к нему и начала проверять показания приборов, пока Чеслав пытался как следует ее разглядеть. Тем не менее, зрение все еще подводило его, и детали размывались, смазывая облик женщины в собирательный образ всех медсестер, с которыми он когда-либо имел дело.
Пока он думал об этом, женщина подошла к нему, уверенно положила ладони на его виски и повернула голову Чеслава на бок.
– Спасибо, что не до щелчка, – немедленно отреагировал он на ее бесцеремонную манипуляцию.
– Чувство юмора тоже пробудилось. Значит, почти здоров, – его голова вернулась на место, и он зажмурился от яркого света ламп на потолке. – Нейродатчик сегодня тоже снимем, так что попрощайтесь со своим спасителем.
– А что случилось? – с непониманием спросил Чеслав. Он был в курсе, что нейродатчики подают информацию о состоянии пассажиров, но не совсем понимал, почему вдруг женщина окрестила простенький прибор громким словом «спаситель».
– Прибор подал нам сигнал, что возможен летальный исход, если бы вы и дальше находились в анабиозе. Поэтому пришлось досрочно разбудить вас. Но лучше так, чем проснуться мертвым, верно?
– И сколько нам еще лететь? Какой сейчас год? – забеспокоился Чеслав.
– Две тысячи двести четвертый. И полтора года вы проведете среди экипажа, Чеслав Новак. Добро пожаловать на борт, – в последнем предложении проскользнула едва заметная ирония.
