Assassin's Creed. Одиссея

Gordon Doherty

ASSASSIN’S CREED: ODYSSEY

© 2019 Ubisoft Entertainment. All Rights Reserved.

Assassin’s Creed, Ubisoft and the Ubisoft logo are registered or unregistered trademarks of Ubisoft Entertainment in the U.S. and/or other countries.

Моей семье

Моя огромная благодарность Кэролайн, Энтони, Ануку, Мелиссе, Аймару, Клеманс, Стефани-Энн, Джонатану, Миранде, Саре и Бобу Швагерам, а также сотрудникам компании «Ubisoft» и издательства «Penguin», давшим мне шанс погрузиться в мир «Assassin’s Creed». Это было на редкость увлекательное путешествие, и я высоко оценил ваше умелое руководство и поддержку. Столь же горячо благодарю Джеймса Уиллса – моего литературного агента из «Watson, Little Ltd» за помощь в осуществлении этого приключения.

Семь лет я носила в себе тайну. Словно огонь, она согревала меня изнутри каким-то чистым теплом. Никто другой не видел этой тайны. Стоило мне взглянуть на отца с матерью, и я чувствовала, как пламя разгорается сильнее, а когда я смотрела на маленького братика, тепло разливалось по всему моему телу. Однажды я решилась поделиться своей тайной с матерью.

– Кассандра, ты говоришь о любви, – прошептала мать, боязливо озираясь, нет ли рядом чужих ушей. – Но не о той, что ведома спартанцам. Они должны любить только свою землю, государство и богов. Поклянись, что не раскроешь эту тайну никому, – потребовала она, сжимая мне руки.

И я поклялась.

Одним ненастным зимним вечером, когда за стенами дома бушевала буря, наша семья собралась возле пылающего очага. Мама держала на руках маленького Алексиоса. Я устроилась у ног отца. Может, и внутри моих близких горело такое же пламя? Ответа я не знала, но надеялась, что так и есть.

А потом в тепло нашего святилища проник звук ногтей, царапающих дверь. Мать крепко прижала к себе Алексиоса и посмотрела на дверь так, словно за ней, в темноте, прятался демон.

– Николаос, пора, – произнес снаружи голос, похожий на хруст пергамента.

Отец встал, набросив на мускулистое тело плащ кроваво-красного цвета. Густая черная борода не позволяла разглядеть выражение его лица.

– Подожди еще немного, – взмолилась мать.

Она тоже встала, протянув руку к густым отцовским кудрям.

– Зачем ждать, Миррин? – резко спросил отец, отталкивая ее руку. – Тебе известно, что должно произойти нынешним вечером.

С этими словами он шагнул к двери, подхватив по дороге копье. Дверь со скрипом приоткрылась. Едва ступив за порог, отец попал под струи холодного дождя. Стонал ветер, высоко в небе грохотал гром. Мы с матерью вышли вслед за отцом, ибо он был нашим щитом.

И тогда я увидела их.

Они стояли полукругом, напоминающим лезвие серпа, и смотрели на нас. Жрецы, обнаженные по пояс, с лавровыми венками на лбу. Эфоры в серых одеждах и с факелами в руках. Ветер норовил загасить пламя факелов, а дождь заставлял его трещать и шипеть. Могуществом своим эфоры превосходили даже двух царей Спарты. Длинные седые волосы старшего эфора бились на ветру, лысая макушка блестела в лунном свете. Глаза его были налиты кровью. Губы эфора расплылись в пугающей улыбке, обнажив старческие зубы. Когда мы вышли, он повернулся, молча приказав нам следовать за процессией. Мы двинулись по улицам Питаны – одного из пяти священных спартанских селений, где прошло мое детство. Мы даже не успели выйти за пределы городка, а я уже насквозь промокла и продрогла.

Эфоры и жрецы шли по Священной земле, монотонно напевая что-то себе под нос. Буря заглушала их голоса. Отец шагал, опираясь на древко копья, как на посох. Подражая ему, я опиралась на свое полукопье, тупой конец которого при каждом шаге со скрипом погружался в раскисшую глину. Этот «посох» наполнял меня странным возбуждением, ибо был обломком копья, некогда принадлежавшего Леониду – царю и защитнику Спарты, погибшему давным-давно. Все жители Лаконии почитали нашу семью, поскольку в наших жилах со стороны матери текла кровь Леонида. Он был нашим дедом по материнской линии, а мы – потомками великого человека, героя Фермопильского сражения. Однако моим героем был отец, учивший меня силе, проворству и стойкости, в чем я не уступала любому спартанскому мальчишке. А вот силе разума, которая в дальнейшем мне остро понадобилась, он меня не учил. Да и вряд ли бы сыскался во всей Элладе наставник, способный научить этому…

Тропа вела нас вверх по склону, к одной из вершин цепи Тайгетских гор, покрытых снежными шапками и изобиловавших глубокими ущельями. Странное это путешествие казалось совершенно бессмысленным. Вот уже несколько месяцев меня не покидали тревожные ощущения. Все началось осенью, когда родители отправились в Дельфы на разговор с оракулом. Они не поделились со мной услышанным от великой прорицательницы, но я догадывалась: должно быть, пифия предсказала им грядущие беды. Отец после возвращения отстранился и стал раздраженным, а мать как будто потеряла интерес к жизни. Ее глаза утратили прежний блеск, став похожими на куски безжизненного стекла.

Идя вслед за жрецами и эфорами, мать частенько надолго прикрывала глаза. По ее щекам стекали струйки дождя. Она крепко прижимала к себе Алексиоса, через каждые несколько шагов целуя одеяло, в которое был завернут младенец. Я в беспокойстве смотрела на нее. В какой-то момент, заметив мой встревоженный взгляд, мать судорожно вдохнула и передала ребенка мне со словами: