Солнце не знает правых.
Солнце не знает неправых.
Солнце светит без цели
кого-то согреть.
Нашедший себя подобен
солнцу.
Солнце и грело, и ослепляло меня на поляне, лежащую среди душистого горошка, гвоздик, колокольчиков и нежно-фиолетовых цветов, чей запах напоминал вкус молочного шоколада. Щурясь, я поочередно закрывала свои глаза, устремляя свой взор высоко в небо на облака сквозь листву берез, думая о том, как бы я нарисовала этот огромный и бесконечный мир. Мне 7 лет.
Звезды. Зимняя ночь. Рядом моя собака. Я опять почти «летаю», почти там, где высоко и невесомо. Мне 14 лет. Казахстан.
Я всегда состояла только из своих ощущений и убеждений, что порой мешало моему продвижению. Так мне хорошо. Понятно и уютно.
Мои работы всегда состоят на 90% из моих внутренних переживаний и на 10% из моего умения реализовывать себя в материале. Я рисую, или шью костюмы, или строю. Чтобы «взяться» за работу и «прожить» ее в более короткий и динамичный срок, мне необходимо много ничего не делать, внешне «лениться». Все внутри меня настраивается, словно готовят музыкальный инструмент к концерту. Так и мне необходимо изначально внутри себя обрести, прочувствовать, «прозвучать» и выявить на свободу, на обсуждение.
Мой отец всегда задавал в детстве один и тот же вопрос: «Для кого ты рисуешь, если не любишь показывать никому свои работы?» Я рисовала много и убирала в папку. Это его удивляло, и не впервые я слышала объяснения о том, что художники рисуют для кого-то. Я рисовала для себя. Я знала: если понравилось мне, то будет интересно другим, в противном случае это мусор. К окончанию школы мнения моих родных разделились – со стороны отца я в династии врачей. С другой же, маминой, все художники, возводили храмы, писали иконы, мой дядя был ведущим гравером Златоустовской школы мастеров, его мать, Чернова Тамара Васильевна, сестра моей бабушки, была одной из самых известных золотошвеек нашей страны. Обо всем этом я узнала позже. Я получила свое образование на базе Художественного Графического факультета МГПИ, Магнитогорск. Мне 17 лет.
Челябинск. Мне 25 лет. Работу педагога совмещаю с выставками молодых художников в стенах выставочного зала Союза художников России. Создаю костюмы. Участвую в показе мод. Вступаю в Союз дизайнеров России под девичьей фамилией – Лукина Елена. Строю.
В строительство ушла позже на долгих 17 лет. Это чертежи и запах грунтовки с краской, пыль, глаза людей, ждущих того, что будет дальше.
Адреналин, азарт, усталость, общение, результат.
Для многих клиентов выполняю по три-пять объектов, всегда разных. Не могу сказать, что объединяет мои проекты. Приезжая на объект, в пустое пространство, мне важно его «прожить» самой, увидеть, для кого, глаза человека, его внутренний настрой, накал. В реализации я очень жесткий и требовательный человек. Но, приходя домой, могу плакать. Но если чуть отступлю, это будет уже «чужое» пространство для того, кто заказывал интерьер. Это меня ранит.
Когда отдаю папку с эскизами, меня спрашивают: «Как вы поняли, что именно об этом мы мечтали?» Проект и реализация всегда совпадают. В этой книге вы можете познакомиться с моей графикой и стройками, костюмами и моими арт-объектами. С каждым из вас я буду смотреть, думать, проживать то, что уже за плечами. И всегда с любовью к своим родителям, к бабушке с дедушкой, к своим дочерям Еванжелине и Таисии, с уважением к Вам. Мне 46. Севастополь – Челябинск – новая глава моей жизни.
Земля, дающая силы.
Так уж сложилось в моей жизни, что я переезжаю из страны в страну, из города в город. В детстве наша обширная территория имела одно общее название – Советский Союз. Мои молодые родители уезжают из Челябинска на целину в Казахстан, где я и родилась – в отдаленном ауле Красная Пресня, и только сейчас, имея интернет, можно увидеть этот населенный пункт на карте Казахстана населением в 1100 человек. Уехали мы из аула, думаю, лет в пять, так как в сознании остался дом, забор и собака. Папе дали должность и дом «в придачу» в поселке городского типа Боровой, где я и окончила среднюю образовательную школу и стала готовиться к поступлению в институт.
В поселке была маленькая художественная школа, куда меня и привела мама.
В средней школе дисциплин ИЗО и черчение не было, специалисту было или неинтересно преподавать материал, или же он не владел знаниями. Выбрав направление на поступление и понимая, что шансы очень малы, папа отдает меня на поруки художнику из Алма-Аты, прилетевшему поправить свое здоровье в туберкулезный санаторий республиканского значения, которым заведовал мой отец. Уроки были ежедневными, натюрморт в цвете и графике. Преподаватель был пожилым и очень «сухим» человеком, как будто болезнь истощила его изнутри.
Меня и сейчас поражает воспоминание о том, с каким интересом и насколько эмоционально и ярко он наблюдал за рисующей мной.
Он говорил о свете и тени, объеме и фактуре.
Сейчас я понимаю, насколько это важно уметь удивляться и в 40
