– Бабушка, расскажи историю! – просил я.
– Зови меня Ольга. Ну, можешь Петровной звать. Но бабушкой не смей, ясно?
Она грозно хмурилась, а я испуганно кивал. У Ольги Петровны была большая дача, нас привезли к ней на лето. Занималась нами помощница бабушки по хозяйству, Людмила. Ну, как занималась… следила, чтобы были чистыми, и кормила. А в остальное время мы с Петькой были заняты сами по себе, благо на дачах в посёлке отдыхало много наших ровесников. А вечером мы просили историю у ба… у Ольги. Особенно я. Она рассказывала потрясающие истории из своей юности и профессорской жизни. Правда, иногда начинала, а потом спохватывалась:
– Так, ну это вам пока не будет интересно.
– Что, Ольга Петровна. – язвила Людмила, накрывая на стол. – Есть что вспомнить – внукам рассказать нечего?
– Людочка, смените репертуар, что ж вы как заезженная пластинка? – усмехалась Ольга Петровна.
Потом она вспоминала какую-нибудь приличную и смешную историю, и радовала нас. В основном меня. Поздним вечером, накрывая меня одеялом, Петька, мой старший брат, говорил:
– Не зови ты её бабушкой, Вовка! Она не бабушка нам никакая.
– А кто?
Петька был старше на целый год, а значит, умнее. Я слушал его, и слушался.
– Ну, кто. – хмурил лоб Петр. – Если она мать нашей мачехи, значит, выходит, бачеха она нам.
– Это мне так её и звать? Бачеха?
– Ты дураком-то не будь, уже не три года тебе поди. Целых пять. Зови как велит. Ольгой. Всё могло быть намного хуже.
Отец овдовел и через год женился на Лизе. Она когда-то училась у него в институте, – папа был преподавателем истории, – и уже тогда была влюблена в своего преподавателя. Жила Лиза неподалёку, и, узнав о нашем горе, пришла помочь. Она тогда и правда спасла нас. Наш интеллигентный папаша схватился за бутылку, а про нас будто забыл. Бабушка по маме, Лариса, винила отца в смерти мамы и прекратила с нами всяческое общение. Папа может и правда был отчасти виновен, от того и запил. Точнее, пытался запить – Лиза не позволила.
Дело было так. Они с мамой поссорились, и она ушла на встречу с подружками.
– Ты взрослая, замужняя женщина. Мать. Ну какие могут быть девичники?
Мама и раньше ходила гулять с подружками, нечасто, раз в месяц. Они просто сидели в кафе, выпивали и болтали – ничего криминального. Папа вечером встречал маму на машине, и всё было хорошо. Почему он был так против в тот вечер? Непонятно. Мама, нервничая, отвечала, что готова быть женой и матерью все тридцать дней в месяц, а тридцать первый уж оставьте ей. Она имеет право расслабиться.
– У тебя плохая наследственность! – сказал вдруг отец. – Тебе вообще не стоит к рюмке прикасаться.
Мама вспыхнула и увела нас в детскую. Долго обнимала и целовала. Ушла, и больше мы её никогда не видели. Когда мать не вернулась, отец поднял на уши всех. Подружки давно были дома. Они расстались на углу, около кафе. Видимо, мама поймала попутку. Нашли её за городом в лесополосе. Мёртвую. Убитую.
Мы были рады, что появилась Лиза. Что бы со всеми нами было, если бы она не пришла, неизвестно. Положенный срок она просто помогала, соблюдая приличия. Но в конце концов – капля камень точит – папа женился на Лизе. И на лето нас стали подкидывать к Ольге Петровне. Ольга рада, само собой, не была, но дочери шла навстречу. Ведь та так любила своего историка, так хотела быть ему во всём хорошей – пришлось Ольге играть в бабушку.
– Ба… Ольга! Расскажи историю.
– Все дети, как дети. Сказки просят. – качала головой Люда. – А этим глянь чо – историю. Интеллигенция!
Ольга Петровна смеялась. Второе лето она была уже не такой строгой – смирилась с нами. Начала привыкать. Рассказывала про смешного профессора Синичкина, который всегда всё забывал и путал. Синичкин нежно любил свою жену, Марию Николаевну, и писал ей письма, как последний романтик. И однажды сдал ректору вместо отчета по учебной работе письмо к жене, которое начиналось словами: «Душечка моя…» Ольга говорила:
– Возмущение ректора я помню и сейчас, но оценить степень огорчения мадам Синичкиной не имела возможности. Представляю… вместо слов любви получить казённый отчёт.
Мы смеялись. И сочувствовали жене Синичкина. А Петя, краснея, говорил:
– Ты всё это выдумала, да?
– Что ты! Разве такое выдумаешь?
Но мне иногда тоже казалось, что Ольга Петровна половину всех историй сочиняла на ходу для нас. Ей нравилась наша восторженная аудитория.
Мы гостили у Ольги уже четвёртое лето подряд, когда вдруг приехал отец. Без Лизы. Вид у него был встревоженный, и даже взъерошенный. Ольга Петровна, увидев зятя, страшно побледнела и каким-то неживым голосом спросила:
– Что с Лизой?
– Ольга Петровна, неужели вы думаете, что мне одного урока недостаточно? Я наказан сполна! Лиза в полном порядке. Она на работе. Мне нужно с вами поговорить…
Они заперлись в кабинете, а мы с Петькой пытались подслушать. Людмила гоняла нас от двери.
– Бессовестные! Интеллигенция, а туда же. Подслушивать…
Мне стало тревожно… я был уже большой, девять лет. И вдруг заплакал, как маленький.
– Ты чего, Вов?
– Это что-то про нас. Я чувствую. Хотят своего завести с Лизой, а нас в детский дом.
– Да что же такое! – завопила Люда у меня над ухом, и даже полотенцем по спине легонько хлестнула, чего отродясь не бывало. – Брысь из-под двери немедленно.
