Давным-давно это было…
Чтоб людям жилось спокойно,
Любовь по земле бродила,
Предотвращая войны.
Босая в пыли ступала
Без денег и без обузы.
Влюбленных благословляла,
Поэтам служила Музой.
Но быстро года бежали,
Злобен стал мир и тревожен.
Люди Любовь продали:
Кто – дешевя, кто – дороже.
Все из сердец и постелей
Гнали ее, как помеху,
А после Любовь раздели,
Подло распяв на потеху.
И у креста бесновались,
Скалились озверело,
Били, в лицо плевались.
Молча Любовь терпела…
Лишь ночью, когда стемнело,
Плача, какой-то убогий
Прокрался к кресту несмело
И целовал ей ноги…
Последние искры любви догоревшей
Во взглядах друг друга мы видим так редко.
Пространство души, словно осиротевшей,
Расчерчено всё в черно-белую клетку.
И жизнь превратилась в игру незаметно,
В желанье победы любою ценою.
Ничья за ничьей, все усилия тщетны.
Ты партию вновь начинаешь со мною.
Теряет корону король деревянный,
И пешкой становится вдруг королева —
Играем мы оба по правилам странным.
Я – «белыми» злости, ты – «черными» гнева.
В цугцванге мы оба – давно это ясно:
Куда по доске ты не двигай фигуры,
Любые ходы к примиренью напрасны,
И наши клинками скрестились прищуры.
А время уже угрожает цейтнотом.
Да пусть бы оно уже вышло всё, что ли!
Играем мы партию, словно по нотам:
Ты – «белыми» силы, я – «черными» боли.
Спешим, совершаем ошибки всё те же.
Два раненых сердца, души две остылых.
Сраженья исход, как всегда, неизбежен:
Ничья. Вот опять. Слишком равные силы.
Не вырваться, видно, из этого круга.
И что нас в нем держит так крепко, не знаем.
Со странным упорством терзая друг друга,
Фигуры мы вновь на доске расставляем…
Месяц в небе ночном наконец-то взошёл.
Трижды квакала жаба о том, что пора.
В то, что мы влюблены, в то, что нам хорошо,
Начиналась ненужная наша игра.
Мы одежду снимали с себя, как грехи.
Всё забыв, становились природой одной.
Чуя наши тела через травы и мхи,
Черви – дети земли – истекали слюной.
И союзницей став, свято тайну храня,
Тьмой нас ночь укрывала, как черным зонтом.
Про долги – те, что есть у тебя, у меня,
Мы забыли – оставили всё на потом.
И справляла взахлёб жадный праздник любовь
До тех пор, пока совы не стихли вдали.
А затем, избегая и взглядов, и слов,
Совершенно чужими мы встали с земли.
Плавал в луже рассвет – первый утра плевок
В наши серые лица, лишённые сна.
Каждый сам по себе, одинок и далёк.
И в глазах наших гасла, бледнея, луна.
На карте на твоей я – новый остров…
На карте на твоей я – новый остров,
Тобой открытый в океане флирта.
Меня исследуешь ты походя, так просто.
Не ведая, что для меня ты – целый мир. Та
Точка, от которой счет ведется
Всем параллелям и меридианам.
Прибой соленый моей страсти в венах бьется,
Сражаясь с разумом моим в корриде. А нам
Лишь ненадолго суждено быть рядом:
На юг твой компас смотрит синей стрелкой.
И в своей бухте тихой с дивным водопадом
Корабль твой гордый удержать я не сумел. Кой
Черт меня вдруг дернул так влюбиться?
Мы, острова, ведем себя так странно.
И снова бриг твой, паруса поставив, мчится
К материкам чужим на поиск новых стран. На
Карте на твоей я – только остров.
Твоих страстей рожден на миг вулканом.
А завтра вновь на дно уйду – скалистый остов,
Опять затопленный жестоко океаном.
Баллада о споре красоты с любовью
Раз в горних высях был затеян разговор
Меж гордой Красотой и мудрою Любовью.
И постепенно перерос он в спор —
Хоть места нет на небе сквернословью.
Из любопытства чистого они
Или от скуки – счета нет их веку —
Решили наконец-то уточнить:
Из них двоих важней кто человеку.
И женщину из смертных пред собой
Поставили арбитром – пусть рассудит.
Что выберет: Красу или Любовь?
Пусть человек решит – честней так будет.
Краса накидку пышную свою
Поправила и царственным движеньем
Смущенную, невзрачную судью
Толкнула к зеркалу: «Взгляни на отраженье!»
Та громко ахнула: себя не узнаёт.
Стал тонким стан, грудь поднялась, белеет кожа.
Сияют очи, вьются косы, рдеет рот.
«Да это чары! На себя я не похожа!»
«Ну как, понравилось? Ведь хочешь быть такой?
Так выбери меня – вот всё, что надо.
И преклонится целый мир перед тобой,
Лаская лик твой восхищенным взглядом».
И ждет Краса ответ, нахмурив бровь,
Красиво подведенную сурьмою.
Но тут вмешалась в разговор Любовь:
«Ты лучше выбери, чтоб я была с тобою.
К чему весь мир? Капризен его вкус.
Чтоб принимали нынче, завтра – гнали?
Не поддавайся, пусть силен искус:
Миг – и кумир другой на пьедестале.
Мне не дано сменить твой вид простой.
Но твой Единственный тебя однажды встретит,
И в любящих глазах ты станешь той,
Кто женщин распрекрасней всех на свете».
Монистами из золота звенит
Краса и начинает тихо злиться:
«Ты разве лучше? На себя взгляни,
Любовь, да разве кто тобой прельстится?
Ты без прикрас. Такая ты, как есть.
Не пудришь ты себя и не румянишь.
Не любишь ты ни похвальбу, ни лесть.
Такой, как я, ты никогда не станешь!»
Краса раздражена, почти кричит,
Кривится рот под яркою помадой.
Любовь в ответ спокойно говорит:
"Мне украшать себя, поверь, не надо.
Ведь я – внутри, в душе, не на лице.
Нет мне нужды расхаживать в нарядах.
Я в поцелуях, в крепком рук кольце,
В заботливых словах и нежных взглядах.
И времени я бега не боюсь:
