Что это, если не наглость?
Рюрик задыхался, словно кислород выбили из груди ударом, словно отняли способность дышать.
Первый ход оказался сделан прежде, чем он мог ожидать. Бессмертный был уверен, что первыми ходят белые, что первым пойдёт он сам. Руслан не стал тянуть. Он даже не стал марать руки. Он словно показывал, что Рюрик не стоит его внимания, а Рюрик, не отдавая себе отчёта, представлял, что тёмный скорее склонен мстить, чем проявлять инициативу.
Рюрик хватал воздух ртом, не столько разозлённый, сколько удивлённый. Рёбра прогнулись под большой опорой перевёрнутых строительных лесов. Бессмертный лежал на спине и не мог пошевельнуться, как рыба, выброшенная на берег. Он отталкивал перекладину руками, пытаясь уберечь рёбра от значительного повреждения, но леса где-то насмерть застряли, и Рюрик застрял. Кости пока терпели.
Тристан стоял над ним и пристально смотрел вниз, спокойный и сосредоточенный, с одухотворённым выражением лица, с которым можно читать.
Рюрик просипел, сам не понимая что.
Слухастый полукровка понял.
– По запрету Совета вы не можете «пообщаться» напрямую. Зато нигде не сказано, что с тобой не могу пообщаться я.
С этими словами он похлопал по верхней оси лесов.
– Это не касается тебя, – поморщился бессмертный, выдавливая из себя каждое слово, подчёркнуто тщательно выговаривая каждый звук.
– Ну как же, – не согласился Тристан, отводя в сторону породистый синий взгляд. – Я говорил – он мой друг. Если он что-то не имеет возможности сделать сам, я считаю должным ему помочь. Разве не в этом смысл надёжной мужской дружбы?
Рюрик попытался ответить, но с губ слетел придушенный стон.
– По сравнению с дружбой многое другое обыкновенная банальность. Общение… светское общение неоригинально и несвежо, говорящим с начала известно, что будет сказано, статусные половые отношения однотипны и неискренни. Разве не ценна подлинная дружба того, кто неспособен на ложь?
У Рюрика темнело в глазах. Будто кровь приливала в глаза из передавленного корпуса. Тёмный был так непринуждён, что едва удавалось связывать его присутствие с неприятностью… Рюрик мучился и недоумевал. Где, где застряла эта чёртова перекладина? Почему эта чертовщина такая неадекватно тяжёлая? Неужели не удастся отжать эту дуру и его так и переломит пополам, как пластиковую куклу?
На исходе зимы пошли нелогичные дожди. Снег не сошёл, таял медленно. Люди выглядели не лучше грязного снега, и словно бы тоже кисли и оплывали под крупными дождевыми каплями. Лица и фасады посерели. Всё больше плохо переносящих сырость людей прятались от дождя под крыши автомобилей, и на Красном проспекте и даже вдоль всего Советского шоссе невыносимо было находиться из-за незатыкающихся клаксонов. От гудков было не спрятаться в офисах, за многослойными стёклами, на них жаловались сотрудники, страдающие от мигреней.
Ненужно было слушать прогноз синоптиков, чтобы покидая дом не забыть зонт. Дождь редко прекращался. Проёмы окон серели весь световой день, а по ночам продолжали дышать сыростью и шелестеть легко различаемым ухом капельным крапом. Ощетинившаяся зонтами пешая толпа занимала на тротуарах больше места, двоим было затруднительно разминутся там, где раньше без трудностей проходили трое. Зонты не спасали от разбрызгивающих лужи машин.
Курьер Игоря застрял ещё на Красном. Бессмертный различал гладкую тёмно-оранжевую крышу купе из окна своего кабинета. Мужчина выглянул за дверь и велел приподнявшейся из-за стола секретарше позвать другого.
Явившийся человек был откровенно простужен, с ярко свидетельствующем о том красным воспалённым носом и потемневшими мешками под глазами. Игорь брезгливо сморщился и велел ему убираться домой. Такие вещи заразны между людьми, не хватало ещё, чтобы остальные лица так волшебно преобразились.
Игорь вздохнул, надел плащ и, отмахнувшись от телохранителя и секретаря, пошёл сам.
Густой косяк машин никуда не двигался. Он стоял в сторону Советского шоссе, а там была своя пробка, усугублённая переездом через разбухший Волхов. Игорь уже хмуро думал, как будет добираться до Совета завтра.
Бессмертный прошёл по дороге между замершими, как приклеенные, машинами с мокрыми крышами и запотевшими окнами. Купе было всё там же. Игорь дёрнул дверцу, глянул на курьера и молча забрал протянутую пластмассовую папку на маленькой ручке, за которую высокий мужчина пропорций бессмертного мог держаться едва двумя пальцами.
Игорь вернулся на мокрый и тесный тротуар и двинулся к городской администрации напрямки, сжимая игрушечный портфельчик.
Зонта не было. Не держал в руках с шестнадцати лет, последний год, когда вынужден был слушаться глупых советов насчёт своего здоровья. Не вашими молитвами.
Струи бежали по лицу, затекали по затылку к вороту, но Игорь держал осанку прямо, поэтому капли не скатывались за шиворот, а мочили выступающий из плаща воротник белой выглаженной сорочки. Игорь не придавал значения. На лице не отражались эмоции, и внутри их не было. Итальянские кожаные туфли не пропускали влагу. Значит, поэтому их называют качественными. Бессмертный по прежнему менял до трёх пар в неделю. Честное слово, жалко было столько кожи.
