Всё началось внезапно. Только что с татарской стороны исходил обычный гул, а сквозь клубящуюся пыль проглядывали стройные, полностью выстроившиеся вражеские ряды. Вдруг резко и пронзительно – так, что Фёдор даже дёрнулся, – взвыли татарские трубы, и их конница в строгом порядке тронулась с места. Поднимая пыль, перекрывая звуками труб мерный топот лошадей, крымская орда покатилась вперёд. И Фёдор почувствовал, как дрожит земля.
Сверкающе-пёстрой волной татары красиво и неумолимо шли на гуляй-город. Пространства между копытами их лошадей и стенами русских укреплений оставалось всё меньше. Зачарованный этим жутким зрелищем, Фёдор даже замер на месте. Он осознавал, что в лобовую на них конница не пойдёт, а в нужный момент повернёт и направится вдоль стен города, обстреливая его защитников из луков и не давая им оказать нужное сопротивление идущей сзади на приступ пехоте, либо вообще откатится назад. Но всё равно чувство у него было такое, что эта шумно надвигающаяся лавина вот-вот налетит и снесёт всё напрочь.
Справа уверенно и громко, – однако из-за гула приближающейся орды казалось, что тихо – что-то крикнул Хворостинин, и его приказ, многократно и резко повторённый стрелецкими головами и немецкими офицерами, быстро, по цепочке прошёлся по всей стене. И сразу же уши у Фёдора заложило от грохота, а перед глазами всё заволокло вкусно и едко пахнущим бело-сизым дымом, – это дала залп половина пушек и пищалей.
Татары закричали – сквозь дымную пелену и пыль видно было плохо, но всё же достаточно, чтобы рассмотреть, как выстрелы достигли цели, и по всей ширине наступления тут и там кони падают вместе с людьми. И тотчас же, выпустив красивые аккуратные клубы дыма, залп дала вторая половина наряда. Вопли стали ещё громче, но были заглушены ответным, страшным и слаженным, криком русских из гуляй-города. И Фёдор заорал тоже, как можно громче, чувствуя, как спадает оцепенение, и на смену ему приходит облегчающий прилив радостно-яростной злобы.
Дым рассеялся почти в тот же момент, когда конница, начавшая подниматься на холм, умело раздвоилась и двумя половинами пошла вдоль стен города – одна направо, вторая налево. Татары были так близко, что уже можно было разглядеть их лица и луки в руках у многих.
– Убери голову! – крикнули ему в ухо. Фёдор сразу же послушался, и спустя несколько мгновений услышал неприятный, протяжный, шумящий свист, который частью прошёл над головой, а частью прервался острыми резкими ударами во внешнюю часть стен гуляй-города, – словно несколько сотен человек вдруг решили вместе ударить по ней молотками, или словно начался и тут же закончился ливень. Слева упал казак, задёргав ногами. В голове у него торчала стрела.
Теряя людей, – пушки и пищали успели выстрелить по ним ещё раз, но уже не все и не так слаженно, – орда мчалась мимо стен гуляй-города, осыпая его стрелами, и по обеим его сторонам наткнулась сначала на залпы стрелецкого полка, стоявшего у Рожайки, а затем на вылетевших из леса конных дворян. Русская и крымская конницы сшиблись, усилив звуки разгорающегося боя звоном железа по железу, ржанием коней и криками новых раненых и убитых.
