Они не доводили никого до слез
Два самых важных события в жизни человека – свадьба и похороны. В обоих случаях принято приглашать гостей, чтобы как можно больше людей засвидетельствовали: кое-каким имуществом распоряжается теперь кто-то другой.
Збинек Гоздава на своем веку повидал гораздо меньше свадеб, чем похорон, – такова уж наемничья доля. Не найдется во всей Берстони края, где не вспухла земля хоть одним знакомым курганом. Вот и сегодня во сне Збинек всю ночь напролет махал киркой, пытаясь целых сто человек – отборных, проверенных, своих – закопать на заснеженном пепелище.
На самом-то деле их хоронили победители – и он считал, что это вполне справедливо. Уже два года прошло, давно поросли травой могильные холмы – значит, и хрен с ними, с мертвыми. Пускай, конечно, снятся, если им так уж надо, но главное – Збинек остался в живых и намеревался нынче как следует эту радость прочувствовать.
Потянуться, например, для начала. Он треснул локтем по высоченному резному изголовью, а потом на всю спальню раздался хруст костей. Что поделать – не юноша он уже, гетман Гоздава. Ну и что с того? Все при нем: и новый отряд, и кровать эта в господской спальне славного замка Сааргет, и красивая женщина рядом…
– Хватит кряхтеть, – сказала она. – Вставай.
Его красивая женщина оказалась уже не рядом, а у большого письменного стола. Просматривая почту, она шнуровала платье, которое и платьем-то едва ли стоило звать: вместо юбок – длинные полы куртки поверх мужских штанов, но все с дорогущей вышивкой и нужными изгибами на бедрах и талии. Сплошь причудливые наряды шили для своей госпожи сааргетские батрачки, потому что она хотела носить именно такие. Ортрун Фретка всегда точно знала, чего хочет, и этим отличалась от большинства женщин.
– Да чтоб собаки загрызли этих слюнявых Верле! – громко выразила она теперешнее пожелание, сдув со стола одно из распечатанных писем. – Я позвала их на свадьбу, а они, видите ли, заболели.
Збинек усмехнулся. Ну да, и письмо пришло только сейчас – ужасная нерасторопность. Свадьба уже сегодня: пышная, шумная, даже драка будет, наверное, и выпивка польется рекой – как и положено в богатом землевладении, издавна знаменитом своими виноградниками. Здесь могло бы хватить имущества на десяток господских семей поскромнее, вроде слюнявых Верле, и измельчавших Корсахов, и даже проклятущих Тильбе, из которых вышел нынешний берстонский владыка. Что ж, теперь все они в длинном списке недругов Сааргета, значит, однажды дело до них дойдет.
Сегодня – свадьба. Такое хорошее, важное событие. Гоздава положил руки под голову и сказал:
– Ортрун Фретка, выходи за меня.
Завязывая на груди шнурки, она покосилась на него и вздохнула.
– Нет. Оставь меня в покое, Збинек. Не видишь, я занята.
Он тоже вздохнул. Сегодня в Сааргете не их, чужая свадьба. Однако гетман Гоздава сделал себе имя на том, что просто так не сдавался.
– Давай позовем Венжегу, – предложил он, – чтоб прямо сейчас нас поженил.
– Он твой старший хорунжий, а не старший родственник, – возразила Ортрун, внимательная к традициям, когда те оказывались ей полезны.
Збинек поморщился.
– Знаешь, где я видал своих родственников?
– Знаю. Я видала там Отто Тильбе вместе с его поздравлениями.
Ортрун с первого раза попала смятым листом бумаги в выглядывающий из-под кровати ночной горшок. Она все время ворчала, что ей не хватает меткости, когда, отложив любимую булаву, брала в руки лук или арбалет, но стреляла не хуже брата, которого владыка посмел поздравить с женитьбой.
Збинек почесал плечом щеку и уцепился взглядом за вмятину на стене – еще одно свидетельство меткости молодой госпожи.
– Ну что, зовем Венжегу?
Она, глотнув воды, посмотрела на него поверх кубка.
– Штаны надень сначала.
– И тогда?
– И тогда мы пойдем женить Освальда.
Ортрун всегда знала, чего хочет и чего не хочет. Она хотела исполнить мечту покойной матери и добиться того, чтобы владыкой Берстони избрали мужчину из рода Фреток. Замуж она не хотела. Когда на стене их спальни появилась вмятина, Збинек получил первый отказ.
Гоздава старше Ортрун на целое поколение, и его поколение успело наворотить дел, за которые Берстонь до сих пор расплачивалась – чего стоила одна по-глупому развязанная и позорно проигранная война. В то далекое время Збинек и побывал в Сааргете впервые – как молодой наемник, уже закаленный в боях с колдунами Хаггеды и жаждущий больше легкой добычи, чем мог дать строптивый восток. Покойная мать Ортрун, госпожа Мергардис, тогда была еще вполне себе беспокойная и искала способ избавиться от главного беспокойства – незаконнорожденного брата, смертельно обиженного на нее за всякое.
Тогда Збинек взял заказ на сааргетского ублюдка – так здесь и поныне звали подлого старину Бруно, – но потом, встретившись с ним лично, взял деньги, которые тот предложил вместе с чьей-то отрубленной башкой. Дельце оказалось выгодное со всех сторон, обманутая госпожа Мергардис осталась довольна, а много лет спустя ублюдок отомстил-таки сестре за обиды. Это уже не касалось Збинека – ему было, в общем, плевать, – и он легко согласился помочь Бруно снова, когда тот пришел нанять его людей два года назад.
