Первая поездка за границу
Я переехала в Мозамбик 15 марта 2007 года. По дороге, в Париже, у меня зажевало машинкой два посадочных билета, так что на последний рейс билета уже не было, по поводу чего у нас была небольшая интеракция с представителем авиакомпании в лифте. «Сто долларов и поцелуй». Что, простите? Это был мой первый полет в жизни, и я была несколько удивлена тому, как именно происходит воздушное сообщение. О том, что электронный билет есть в системе я, конечно, не знала поэтому, краснея лицом и трепеща пальцами, отдала аккурат последние деньги и немного чести (но это было в щеку!), после чего взошла-таки на самолет до Мапуту.
Первый шаг в новый город – это всегда тон и музыка ваших будущих отношений, и для меня это был жар, тепло, которое навалилось сразу всем своим телом, и ты немного растерялся, потому что такого тепла – такого именно громоздкого тепла – никогда в своей жизни не чувствовал. Во всех смыслах, понимаете. Мы росли в холодных историях, с сильным лимитом нежности, родители наши обогревались спорами, деды – войнами, а прадеды граничили с революцией с разных сторон, кто-то с горячей, кто-то с холодной, но без сохранения способности греть других людей. Мапуту как-то так навалился, как обнял, и я сразу почувствовала, что влипла всем сердцем. И что теперь я буду танцевать – только эти дурацкие туфли сниму.
Вид мой был максимально нелепым для Африки – шелковая блузка с вышитыми цветами, брюки-разлетайки и – да, тонкая примета русских путешественников – туфли на каблуке. Я готовилась к свиданию, но привезла с собой маленький театрик себя собой. И кроме того, пивоварню. Что?! Да, я начиталась страшилок о необеспеченности Мозамбика основными благами цивилизации и тащила домашний заводик по переработке хмеля. Летела я по вымышленному паспорту моряка, который сделал мне наморадо (namorado, возлюбленный). А вот и он. Подойдя к нам с пивоварней, он долго смеялся над этим перфомансом, после чего сильно сжал меня в руках, и на это мгновение я ангельски засияла всеми сияльнями и заново обрела утраченный в лифте кусочек чести.
По дороге до посольства, где нам предстояло обосноваться, я видела за окном бетонные трущобы, домики, из которых выбегали босоногие дети, выкатывались женщины с большими мисками бананов на головах, выходили худосочные, сияющие зубами мужчины, с лицами несветских повес. Жизнь кипела в бараках, а на меня продолжал наваливаться из окна этот африканский воздух, запах печеной картошки, огня и земли. Карл Лагерфельд, сделайте, пожалуйста, такие духи.
Дальше мне сразу вспоминается взрыв, хотя, согласно энциклопедии, он произойдет только через неделю. Мы валялись на нашем матрасе на полу, что-то живо обсуждая, беседовали, как вдруг раздался оглушительный звук, все дребезжало, звенело, грюкало, где-то вдалеке раздавались раскаты грома. Наморадо позвонил кому-то, после чего мы взяли паспорта, спустились до этажа ноль (так по-португальски обозначается первый) и быстро загрузились в машину. Мы приехали в кафе на берегу океана, взяли по большому мороженому с разными начинками и ели его, слушая отдаленные гулкие удары – громовые удары на оружейном складе, где рвались боеприпасы, детонируя один от другого, и откуда вылетали ракеты, разрываясь в домах на расстоянии десятков километров. Посольских эвакуировали в бомбоубежище, но наморадо рассудил, что ничего дурного не выйдет, если вместо этого мы поедем в желателию в саду влюбленных, и именно так и произошло. Мы спокойно пересидели взрывы, и даже посмотрели скульптуры влюбленных, часть из которых повторили.
Вечером мы поехали в ресторан Waterfront, где встретились с другом наморадо – Максом, который был похож манерами на юного немца в конце 30-х, он то и дело вытягивал руку и говорил лозунгами, но в целом был занятным парнем. Ресторан был с бассейном, где мы будем не единожды плавать, но в тот первый вечер я не могла надышаться морем. Море в темноте со всеми этими качающими лодочками представлялось мне как одна большая смелая и невероятная сказка. Почему другие об этом не знают?
