Брат за брата.
1907 год. Сибирь. Губернский город. Дом губернатора, где на втором этаже живет губернатор со своим семейством, а на первом этаже в данный момент губернатор собственной персоной заслушивает доклад о положении дел за прошедшую седмицу.
– Ваше превосходительство, из срочного я доложил Вам все. Но в заключении, хотел бы предложить ознакомиться с прелюбопытными объяснениями городничего, представленные им по требованию господина судьи. Вот, извольте. Извините, Ваше превосходительство, уж больно подчерк у него корявый, поэтому, с Вашего позволения, я коротко поясню суть данного рапорта. Появился на нашем базаре довольно странный азиат. Высокий худощавый. Носит восточную одежду. Так вот-с, начал этот господин народ мутить тем, что говорил якобы не пройдет и года, а, точнее, то летом следующего одна тысяча девятьсот восьмого года, нашей земле, но не только, как земле нашего императора-батюшки, а земле вообще, и всем людям, грозит смертельная опасность. Якобы летят к нам антихристы с мордами, простите, ужасными. Завоевать, пардон, хотят нас. Да, да, Ваше превосходительство, истинная правда. Все так здесь и написано.
– Ох, батюшка Лаврентий Лукич, знаю я, что Вы два года в семинарии учились и родом из славной христианской семьи. Весьма уважаю вашего родителя-отца Иоанна, но … .
– Ваше превосходительство! Простите, за ради Бога, что перебиваю, мне и самому поначалу смешно было. Но дослушайте до конца. Арестовали его, как смутьяна. Посадили в околоток. Там еще Ермошка – карманник сидел, тот, что на прошлой неделе у купца Трофимова кошель вынул, а потом прелюдно бит. Весь вечер в околотке околоточный с двумя своими осведомителями, простите, в карты резался. А среди ночи выяснилось, что этот господин исчез.
– Как это? Я бывал там. Там в камере даже окна нет и выход один. Пьянствовали, небось, сволочи.
– Никак нет-с. Сам господин судья вызывали их. И я их нюхал-с. Увы. Трезвы, как стеклышко.
– Не может быть. А что говорит Ермошка?
– Кимарнул трошки.
– Кимарнул? В смысле – спал?
– Так точно так, Ваше превосходительство.
– Пометь: разобраться тщетельнейшим образом. Непонятно. А, что мне непонятно, того не люблю. Как бы чего не вышло. Откуда он, кстати, к нам прибыл?
– С его слов – с Тибета.
– Но это же не город. Откуда конкретнее?
– Не могу знать. Он при дознании упоминал какой-то или какую-то Калапу. Но город это или местность какая, не могу знать.
– Хорошо. Оставьте меня. Я хочу поразмышлять.
1924 год. Франция.
На одной из парижских улочек за столиком открытого летнего кафе по привычке собрались русские эмигранты. Делились последними сплетнями, теребили душу воспоминаниями о далекой Родине, читали газеты.
– Настенька, – обратился один из сидящих за столиком представительный, интеллигентного вида с уставшим лицом мужчина к своей собеседнице – симпатичной толстушке бальзаковского возраста,– представляете, Советы не теряют надежду разгадать тайну Тунгусского метеорита. А знаете, что и я косвенно связан с этим событием?
– Ну, те-с, что-то я не читала вашей фамилии в газетах. Вы же помните, что девичья фамилия моя Галицына. А все Галицыны отличаются любопытством. Может, просто старею, и память девичья становится. Забывать стала.
– Помилуйте. Я, конечно, отлично помню и вашего батюшку, и остальных ваших родственников. Но я за четыре года эмиграции довольно хорошо узнал и семью вашего нынешнего супруга – графа де Сен-жю. А уж там всегда были мастаки отпустить едкую, каверзную шутку. Это не в обиду вам сказано. Возвращаясь к нашим “пирогам”, отмечу: за полгода до этого события, а, если более точно, то в десятых числах декабря одна тысяча девятьсот седьмого года, я тогда еще губернаторствовал, посадили в околоток старика, который предсказал, что летом произойдет какая-то катастрофа. Хотя он предвещал нам прибытие чертей, а прилетел метеорит. Но кто знает, что имел в виду этот азиат.
– Так он из Азии был?
– Кх, я сам его не видел. Одет был в восточные одежды. Родом будто бы из страны Шамбалы, что где-то на Тибете или в Китае. Затрудняюсь сказать. Информации о нем было, если можно так сказать, вообще никакой. Да и забыли о нем вскоре. Но летним днем девятьсот восьмого года тридцатого числа я о нем вспомнил.
– Так что же вы его не допросили, коль в тюрьме он был?
– Был, да сплыл. Не улыбайтесь. Убежал паршивец. И так ловко, что четыре человека там были, да он сквозь них, как вода сквозь решето прошел и убежал. Да-с.
– Старик?
– Старик.
– Тогда понятно, почему царя – батюшку скинули. Какой порядок имел, от того порядка и поимел.
Конец 50-х годов ХХ столетия. США. Штат Флорида. Один из фешенебельных отелей.
На балконе номера люкс или, как сейчас говорят, VIP-номера в кресле – качалке сидел седовласый благородного вида мужчина. По возрасту, а на вид ему можно было дать лет семьдесят – восемьдесят, его, скорее всего, можно было бы назвать благородным старцем. И, хотя его кожа была довольно морщинистая и дряблая, что вполне соответствовало его возрасту, он был довольно бодр и энергичен. Где–то в глубине зала чуть слышно скрипнула дверь, и послышались неторопливые шаркающие шаги. Это был личный камердинер, служивший верою и правдой своему хозяину уже больше тридцати лет. Но на вид это был довольно “ветхий” старичок с манерами английского аристократа. Хотя аристократом он и не был, но англичанином был уже больше восьмидесяти лет, то есть с самого момента своего рождения.
