Почти забытая военная и политическая организация Русского Зарубежья – Братство Русской Правды (далее БРП) – гораздо меньше известна современным исследователям, чем, например, Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) или фашистские партии русской эмиграции. Среди эмигрантских политических организаций БРП отличалось «активизмом» и даже склонностью к террористической деятельности. «Николаевские» монархические организации надеялись на иностранную интервенцию, «кирилловцы» – на военный переворот при посредстве военспецов РККА. Стратегия РОВС сначала покоилась на ожидании «Весеннего похода», а затем (при А. П. Кутепове) формировалась под влиянием «Треста». БРП, в отличие от них всех, опиралось на собственные силы как в области пропаганды, так и в области военно-террористической.
БРП как единое целое существовало с 1921 г. (организационно и структурно оформилось в июне 1922 г.)[1] до 1934 г., а ее отдельные организации дожили до 1940 г.
Братство действовало с одобрения великого князя Николая Николаевича и с благословения главы Русской Православной Церкви за границей митрополита Антония (Храповицкого), положительно к его деятельности относился и философ И. А. Ильин, и генерал-лейтенант П. Н. Врангель. В составе руководства БРП были известные русские эмигранты: поэт С. А. Соколов-Кречетов, герцог Г. Н. Лейхтенбергский, генерал П. Н. Краснов, светлейший князь А. П. Ливен, писатель А. В. Амфитеатров, публицист В. Л. Бурцев, генерал-лейтенанты Д. Л. Хорват и М. К. Дитерихс, генерал-майор А. А. Лампе, предприниматель Н. Е. Парамонов, авантюрист А. А. Вонсяцкий, общественный деятель С. Н. Палеолог, архитектор Н. И. Котович и др.
В полемику по поводу БРП оказались втянуты П. Б. Струве, А. И. Гучков, С. П. Мельгунов, А. П. Кутепов, Ю. Ф. Семенов и мн. др.
Братство никогда не смогло бы возникнуть, если бы остаткам антибольшевистского партизанского и подпольного движения в СССР и странах-лимитрофах не нужна была агитационная и финансовая поддержка Русского Зарубежья.
Эмблема БРП
История БРП неразрывна с проблематикой эмигрантского «активизма», зачастую сводимого современными исследователями к терроризму и экстремизму. При этом «экстремизм» воспринимается в современной интерпретации, прежде всего, как стремление к насильственному свержению законной власти. Такое понимание термина неприменимо к ситуации, возникшей в результате революции 1917 г. и Гражданской войны, когда вопрос о легитимности решался современниками (как, впрочем, решается и большинством исследователей) в силу личных политических пристрастий. Следовательно, наличие и степень экстремизма победителей и побежденных определялись весьма субъективно и, так сказать, исключительно в свою пользу.
Определение внутренней политики ВКП (б) и Совнаркома как экстремистской (встречаются даже определения «большевицкий оккупационный режим», «война против собственного народа», «социальный геноцид» и т. д.) выдавало индульгенцию на любые действия против советской власти. И, наоборот, если считать власть коммунистов (в сменовеховской традиции) с 1920 г. властью единственно законной и национальной, то любые действия против нее – это экстремизм и измена Родине.
«Активизм» более широкое явление, чем экстремизм. Кроме того, «активизм» – это не только физическое противостояние большевикам, но и противостояние моральное, идеологическое, агитационно-пропагандистское. Сам термин «активизм» возник в среде русской эмиграции в начале 1920-х гг. «Активизм» противопоставлялся сменовеховцам и возвращенцам с их призывами признать советскую власть как народную (русскую) и национальную (великоросскую). «Активисты» выступали и против «фиолетовых» эмигрантов, которые считали правильным не возобновлять боевые действия, а сначала создать новую идеологию, способную опровергнуть коммунистическое учение. «Активизм» был выражением настроений той части теоретиков и практиков контрреволюции, которая не смогла смириться с победой красных в Гражданской войне.
По авторитетному мнению историка К. А. Чистякова, написавшему единственную работу по происхождению понятия, наиболее раннее упоминание этого термина содержится в работах П. Б. Струве. Известный общественный деятель считал «активистами» представителей тех организаций, которые ведут активную борьбу с большевиками.[2] Со временем этот термин получил более широкое толкование: «активистами» стали называть всех, кто активно боролся с советской властью. Он все чаще стал использоваться многими учеными, военными, общественными деятелями, публицистами (И. А. Ильин, П. Н. Краснов, Н. А. Цуриков, В. Л. Бурцев, М. П. Арцыбашев, С. С. Маслов, В. В. Шульгин и др.).
«Активизм» – политическая доктрина той части российской эмиграции, которая вела активную борьбу с большевистской властью в России с целью ее свержения. Эта борьба включала в себя выработку идеологических установок, пропагандистскую деятельность, организацию террористических актов (как против представителей СССР за рубежом, так и эмигрантов-предателей), а также проникновение на территорию России с террористическими, диверсионными и разведывательными целями. Она велась как «активистскими» организациями, так и отдельными эмигрантами.
