Бродский И. А.: 100 и 1 цитата
Иосиф Бродский, последний классик ХХ века, связавший Серебряный век русской культуры с современным поколением нулевых, как-то сказал в одном из интервью: «Если бы я начал создавать какую бы то ни было теологию, я думаю, это была бы теология языка». Он был убежден в его первостепенной важности и поэзия была для него высшей ступенью эволюции человека. Своим творчеством он воплощал в жизнь эту теологию, делал ее наглядной. Нам показалось интересным создать некую антологию высказываний Иосифа Бродского на темы языка, времени, поэзии и культуры в целом. Данная работа не претендует на алфавитное собрание цитат, от «а» до «я» и на все случаи жизни, — она ограничена своим названием и количеством существующих интервью с Иосифом Бродским, — но тем не менее она представляет некую логическую последовательность откровений, определяющих уникальное мировоззрение этого человека: Поэта, боготворящего свой Язык.
Книга издана в 2016 году.
Читать Бродский И. А.: 100 и 1 цитата онлайн беплатно
ВВЕДЕНИЕ
Иосифу Бродскому вообще не были близки проповеди, цитаты. Изложение своих мыслей он начинал чаще со слов «я думаю, что» или «если уж вы спрашиваете меня». У него были свои взгляды, часто сформулированные в двух-трех фразах, которые он повторял в течение всей жизни. Это, во-первых, следствие того, что ему задавали одни и те же вопросы, а во-вторых, и это важнее, он никогда не изменял своего мнения по основным для него понятиям. Понятия эти — язык, время, пространство, поэзия. В течение жизни он был как бы интервьюером самого себя, более спрашивающим, нежели отвечающим. И поэтому ответы его, которые мы приводим здесь как цитаты, в большей степени сами являются комментариями к чему-то большему, к тому знанию о природе языка, времени, пространства, которое узнал Бродский, а через него — сейчас — мы.
Глава 1
ДВЕНАДЦАТЬ ПОДВИГОВ
«Я привык к одной простой вещи —
всю жизнь жить на отшибе,
на краю прихода, стоять
как бы сильно в стороне, то есть
в лучшем случае комментировать: происходящее и непроисходящее.
Как бы благородный наблюдатель;
может быть, даже неблагородный,
но наблюдатель».
Можно сказать, что цитата — это сжатый до одной фразы комментарий, выражающий в словах некое ощущение объективной истины, некая догадка о сокровенном. Туда направлен вектор нашего познания. Но чем дальше от конечной точки, тем более цитата обрастает своими собственными комментариями, трактовками, толкованием. И в этом случае мы, естественно, не берем на себя смелость комментировать Бродского. Во-первых, потому, что мы такие же спрашивающие, а во-вторых, он сам всегда расшифровывал свои мысли. Вообще, положение комментария на полях, примечания, сноски было ему более близко, нежели прямое самоуверенное утверждение: «Я привык к одной простой вещи — всю жизнь жить на отшибе, на краю прихода, стоять как бы сильно в стороне, то есть в лучшем случае комментировать: происходящее и непроисходящее. Как бы благородный наблюдатель; может быть, даже неблагородный, но наблюдатель».
«В конце концов,
мои сочинения, моя жизнь —
это мое Евангелие».
В подготовке этой работы были использованы разнообразные интервью Иосифа Бродского, которые ему так или иначе приходилось давать в течение своей жизни после эмиграции в США в 1972 году. За пределами были оставлены его эссе и стихотворения, ибо в них, по большому счету, расшифровывалось то, что говорилось и чувствовалось в жизни. То есть его произведения так же являются своеобразным комментарием к сокровенному: «В конце концов, мои сочинения, моя жизнь — это мое Евангелие».
«Если бы я начал создавать
какую бы то ни было теологию,
я думаю, это была бы теология
языка. Именно в этом смысле
слово для меня — это нечто
священное».
Но цель наша — не собрание сочинений опубликовать, а всего лишь сто и одну цитату, правда, и озаглавленную довольно громко: «Теология языка», но с другой стороны, он как-то сказал: «Если бы я начал создавать какую бы то ни было теологию, я думаю, это была бы теология языка. Именно в этом смысле слово для меня — это нечто священное».
«Что может быть увлекательней,
чем невозможное».
Мы решили ухватиться за эту идею и представить, как это могло бы выглядеть. Ведь «что может быть увлекательней, чем невозможное».
«Если все обвинения верны,
я должен получить высшую меру наказания; если же нет,
должен быть освобожден».
Мы не можем утверждать, что эта идея будет реализована без помарок, и конечно у нас будут причины сказать: «Если все обвинения верны, я должен получить высшую меру наказания; если же нет, должен быть освобожден», — но мы пойдем вслед за Бродским до конца, потому что «главное — это величие замысла».
«Главное — это величие замысла».
Но мы пойдем вслед за Бродским до конца, потому что «главное — это величие замысла».
По возможности, комментарии к цитатам будут авторскими и взятыми из того же интервью, что и цитата.
Иосиф Бродский: Самое основное при переводе — сохранить строй оригинала. Если он обладает определенным размером и рифмовым созвучием, переводчик должен попытаться передать их, пусть это даже будет выглядеть банально. В лучшем случае при переводе передается 85 процентов оригинала. Порой можно достичь большей точности, но в действительности никогда не удается целиком воспроизвести произведение на другом языке. Ставишь себе невозможную цель и развлекаешься этим, если можешь. Ведь такое занятие интересно само по себе, поскольку изначально перед тобой заведомо невыполнимая задача, а что может быть увлекательней, чем невозможное.
«Ничего в жизни не надо
очень уж хотеть».
Наша невозможная цель — проследить эволюцию отношения Иосифа Бродского к языку, к осознанию этого понятия и выписать из тех интервью, что мы имеем, некую историю погружения, как бы обратный процесс — от самых дальних кругов по воде до плеска упавшего в нее камня. И в этом плане нельзя не согласиться с ним: «Ничего в жизни не надо очень уж хотеть». Особенно зная, по какому поводу он это сказал: «…в моем отношении к Пастернаку множество нюансов. Ахматова, например, говорила, что он очень хотел получить эту премию. Знаешь, я думаю,
