Розы. Персики. Солнце.
– Так сладко, того и гляди язык проглотишь.. Поди хоть супа поешь, Исса!
Алиса каждый год приезжала к бабушке в деревню к морю на целый месяц. «Исса» – так звали Алису только у бабушки в деревне. У себя дома в Подмосковье она имела обычную жизнь, обычное имя – Алиса. А на рынке в городе никогда не было таких сочных и спелых фруктов. В этом году Алиса приехала к бабушке в августе, а это самый богатый месяц на урожай! Какие там супы, когда прямо возле дома растут персики, сливы, груши, яблоки и виноград. Но главное в этом месяце – это персики! Овощи бабушка не садила, даже не бралась за них, потому что почва местная тяжелая, засоленная. Поэтому бабушка целыми рядами садила персики и абрикосы – самые устойчивые к засолению, которые растут во всех приморских поселках и чувствуют себя замечательно.
– Бабушка, ну какой суп? Я вдоволь наемся, чтобы на весь год хватило! А потом снова ни солнца, ни витаминов. Хорошо бы было так круглый год, да, бабушка? Круглый год тепло и фрукты, когда захочешь! Круглый год море! Да, бабушка?
– Во-первых, фрукты – не когда захочешь, а когда в сад встанешь каждый день утром на полив. И так все лето – не иначе! Да и потом, кому нужно вечное тепло, Иссуша? Кому нужны вечные фрукты? Целый год начинать утро с сада, сорняков и полива, – бабушка улыбнулась, излучая тепла больше, чем летнее южное солнце. От бабушки всегда шло радостное ощущение счастья. Она казалась налитой солнцем и южным зноем. Глаза ее всегда задорно выглядывали из-под шляпки, которую она надевала даже утром. Здесь солнце было обманчивым. Могло незаметно напечь голову до дурноты, едва касаясь еще не проснувшимся солнечным мизинцем.
Бабушка Гуня, как обращалась по привычке, но с теплым отголоском нежности Алиса, не переставала удивлять столичную внучку своей здешней модой. Агафья Андреевна всегда носила невесомые платья, желательно в горошек или в какой-нибудь аляповатый цветок. На свои шляпы закрепляла большие атласные банты, чтобы шляпка не улетела, когда легкое лелеяние ветра на берегах Черного моря сменялось сильными порывами шторма. И очень любила яркие сумочки, дополняющие ее, и без того, радужные наряды. И красная помада – обязательно. Она забавно называла помаду «губнушкой». Бабушка говорила, что именно губнушка собирает весь образ воедино – как некая печать завершенного образа.
И только в саду можно было впервые увидеть бабушку без помады, не в легком развевающемся наряде, а в тугих лосинах и полосатой испачканной водолазке с кармашком на левой стороне. Как помнила Исса, она никогда не видела бабушку в водолазке с выпрямленными рукавами. Рукава всегда были присборенные гусеничкой до самого локтя. А на руках рабочие перчатки с пупырышками. Исса тоже любила выходить с бабушкой в сад. Разглядывала гусениц, ловила червячков, собирала букеты цветов, и у нее была даже своя персональная любимая леечка. Желтая маленькая лейка с узким длинным носиком. Бабушка разрешала своей маленькой внучке поливать этой леечкой розы в небольших клумбах. Розы пахли, как самый сладкий сон, который хочется вдыхать снова и снова. Бывали и дни такие, как розы. Которые хотелось вдыхать снова и снова. Или смаковать на языке, как спелые персики. Но бывают и такие дни, когда есть и персики, и розы. Например, сегодня. На тот момент Иссе было пять с половиной лет. Она стояла в бабушкином фруктовом саду и совсем не понимала, почему бабушка не хочет, чтобы так было всегда. Розы. Персики. Солнце.
– Бабушка, давай сорвем эту розу? Я увезу ее маме, она посадит ее в горшок и у нас тоже будет клумба, только поменьше.
– Зачем тебе розы круглый год? Все-то у тебя страсть увековечить: то персики, то розы. А ты наслаждайся ими сейчас. Ко всему, моя дорогая, привыкается, что просто потом перестаешь замечать. Розы нужно понюхать минуту, ну две. А потом хочется чего-нибудь другого. Персики поесть. Поела персиков, и опять что-то новое хочется. Вот так устроены мы с тобой, Иссуша, понимаешь? Всего по чуть-чуть. Хорошего ненадолго и сладкого недосыта.
– Как это может надоесть? Ну давай сорвем розу, бабушка! Или давай хотя бы засушим, бабушка! Ну роза же такая красивая!– у Иссы начали скапливаться слезки в глазах, готовые вот-вот политься на благоухающую розу.
– Нельзя дома цветы сушеные хранить – плохая примета.
– Неправда! Я видела, у татик Кабато много сухих цветков.
Татик Кабато – так звали местную знахарку, целительницу. «Татик» в переводе с армянского означает «бабушка». Так и прижилось. Это привычно, что на юге живет много разных национальностей. Даже все дети в селе знали бабушку Кабато и прилагали к ее имени прижившееся слово «татик». Они думали, что Кабато – колдунья, она всегда ходила в черном одеянии ниже колена, к тому же она была немного горбата. А когда громко смеялась – вспышкой света озарялся ее золотой зуб. Еще Кабато носила много больших колец с камнями, а ее черные волосы были закутаны в яркий красный платок.
Дети ее боялись, даже рассказывали друг другу во дворе про нее страшные истории. Как-то раз кто-то из местных пустил слух, что Кабато никогда не была молодой. И что ей больше трехсот лет, и только благодаря своим отварам, которые она готовит в большой кастрюле, продлевает себе жизнь. Но на самом деле, Кабато было шестьдесят с небольшим, и она умела подбирать травы – от головной боли, от кишечной недостаточности, от сглаза, от плохого настроения и даже от неудачного замужества. Ее боялись и уважали. Часто к Кабато приезжали из других городов и сел. Один раз к знахарке привезли мальчика, который в десять лет ходил ночью в свою кровать. Кабато и для него нашла нужные травы. Мальчик выпил отвар и перестал писать в кроватку.
