__________________________________________________________________
Когда-нибудь я научусь писать от третьего лица. В этот прекрасный день я торжественно сяду перед своим потрёпанным лаптопом, привычно матюкнусь на вечно западающую клавишу Е, два раза кликну правой кнопкой мыши на папку «Мои опусы» и стану править от третьего лица всё то, что писалось для тебя. Это волшебное «третье лицо»… Возьму себе нелепый псевдоним «Зося», и пусть она отдувается. Она станет спасительной мазью для незаживающих язв моих интимных откровений и переживаний, для всего того, что мне до сих пор кажется очень важным и очень секретным, что кажется беспредельно кощунственным выкладывать на всеобщее обозрение и настолько же хочется выложить.
Моя Зося, уже почти материализовавшаяся, станет уже не моей и даже не твоей, она как бесстыдная продажная девка станет вываливать перед чужими людьми самые сокровенные мои страхи и радости. Она, в чёрных лаковых туфлях на двенадцатисантиметровом каблуке, с подколотой в волосах кружевной тряпочкой и в одном лишь белом передничке на своём бесстыжем безупречно гладком порочном теле, будет приносить этим чужим людям на изящном серебряном блюде под огромной крышкой тёплый, слегка подрагивающий комок из моих живых мыслей и нежных чувств. Она дерзко и размашисто поднимет правой рукой пузатую крышку с тарелки, и в кривом зеркале металла отразятся чужие лица, а в них любопытство, восхищение, зависть, понимание и неприятие, влюблённость и разочарование, равнодушие, похоть, возбуждение, скука. И вот уже кто-то властно проведши рукою по голой спине, дёрнул её к себе на колени, а пальцы другой руки растёрли по нежной полудетской щеке густо наведённую блядскую алую помаду, а эта дура, разомлевши, изогнулась и трогательно вздрогнула ресницами.
А вот и нет, вовсе она и не дура! Она – профессиональная шлюха. Запрокинув голову, так чтобы «папик» не видел, подставив ему для поцелуя свою нереальную шею, способную отключить мозг любого мужчины, она поймала мой взгляд и цинично мне подмигнула.
Зося знает, что от неё требуется. Кажется, мы с ней обещали тебе копирайт. Дай срок. Опубликуем, разбогатеешь. Сможешь купить себе всё что захочешь. Ты ведь ещё чего-то хочешь?
**********************************************************
Иногда меня заказывают. Это бывает нечасто, но не потому, что я непрофессионал, отнюдь. Просто деньги я зарабатываю другим, а «это» для души: я делаю массаж.
Подруга Галка, с которой мы когда-то вместе работали в отделе продаж крупной иностранной компании, называет меня «девочкой по вызову». Мне палец в рот не клади, я обычно за словом в карман не лезу, и в отместку зову Галку, всё ещё протирающую свою жопу в должности руководителя отдела, «продажной женщиной».
Я так хороша в своём умении, так истово выкладываюсь всякий раз, что клиенты обычно теряют голову и влюбляются в меня. Именно поэтому я избегаю мужчин и почти всегда езжу на вызов к женщинам. Особенно я люблю старух. Когда делаешь массаж молодому существу, какой-нибудь отчаянно желающей забеременеть девочке чуть за двадцать с нажитым в палатках и походах за романтикой беспорядочных половых связей циститом, это скучно и ожидаемо, как утренний моцион. Совсем другое дело, когда касаешься руками старого тела. Все эти морщинки и неровности, бородавки, родинки, шрамы, пигментные пятна… Ты как VIP-клиент элитной библиотеки, будто сидишь в жёлтом полумраке дубового читального зала и в свете зелёного абажура настольной лампы читаешь подшивку газет столетней давности. В ежедневных новостях обычно написана всякая бытовая ерунда, уже через неделю канувшая в Лету. И подписчики, и издатели отлично знают цену этой жвачки, призванной лишь на день заполнить полосы жёлтой прессы, умы обывателей и рабочие места типографии. Но через сто лет эта повседневная помойка из свежеприготовленной браги оформляется в душистый коньяк божественного напитка.
На излёте прошлой зимы меня позвали то ли в Красносельский, то ли в Калининский район к полусумасшедшей бабе. Во всяком случае именно так её охарактеризовал врач, направивший меня к ней, чтобы «подуспокоить её массажиком, не возбуждая хронику».
Райончик оправдал ожидания. С трудом припарковавшись возле огороженной с трёх сторон бетонными плитами помойки, по мерзкому светло-жёлтому смузи дворового снега я дочапала до нужного подъезда. Кодовый замок, хит тридцатилетней давности, давно не работал в нужную квартиру, и я ещё минут десять топталась со своим докторским чемоданчиком в руках перед обшарпанной дверью парадной, пока не прошмыгнула внутрь навстречу редкому в это время дня выходящему. В тот момент я была на грани закипания, только случай внезапно открывшейся двери заставил меня войти. Дело в том, что моя пациентка, когда я ей позвонила от подъезда, ответила на телефонный звонок деланно слабым голосом, сказалась безнадёжно умирающей и отказалась спускаться за мной к парадной. Сука.
