Сорок лет назад, в 1978 году, в Красноярском книжном издательстве вышло повествование в рассказах «Царь-рыба», которое уже было признано читателями после публикации в журнале «Наш современник». Знаковым для русской литературы XX века был факт одновременного попадания в 1976 году в зенит общественного интереса этой книги В. П. Астафьева наряду с повестями В. Г. Распутина «Прощание с Матерой», Г. Н. Троепольского «Белый Бим Черное ухо», романом С. П. Залыгина «Комиссия». И на таком замечательном культурном фоне астафьевский голос оказался отчетливо слышен… «Царь-рыба» получает высшие оценки: Государственную премию СССР, широкий резонанс за рубежом, по мотивам повествования снимут фильм «Таежная повесть», книга выдержит достаточно много изданий, о ней будут написаны более сотни критических статей, исследований литературоведов, лингвистов, философов.
В. П. Астафьев работал над «Царь-рыбой» три с половиной года, мучительно искал форму, боролся с цензурой за публикацию, жертвовал отдельными главами («Дамка», «Норильцы»). Глава «Норильцы» была доработана и под заголовком «Не хватает сердца» увидела свет лишь в 1990 году в том же «Нашем современнике». Содержание данного рассказа по-своему дополняет открытую в литературе перестроечного времени тему репрессий, перекликается с традицией изображения Сибири как места каторги, ссылки. Жестокая судьба беглого лагерника явилась для автора важной возможностью критического социального высказывания. При всей остроте проблематики данной главы и ее значимости в контексте творческой эволюции В. П. Астафьева она в художественном отношении, на наш взгляд, автономна. Книга «Царь-рыба» состоялась и произвела масштабный резонанс в том виде, который она имела в издании 1978 года. Это обусловило установку переиздать ее в первоначальном варианте.
Время (сорокалетний юбилей первого отдельного издания) доказывает, что у книги выстраданно и оправданно счастливая судьба.
А герои астафьевского повествования менее всего похожи на счастливых людей. И горькие размышления писателя прежде всего об этом. Вопреки быстро закрепившемуся за книгой определению «экологическая проза» Астафьев утверждает следующее: «…от размышлений о состоянии природы перешел к взаимоотношениям человека и природы, а там уже и к главному для себя – как понимаю на сегодняшний момент, – природе самого человека, которому все вокруг нипочем и ни к чему. А тут уж шаг от внутреннего одиночества – к одичанию… Но при этом я никого не обличаю и не обвиняю, всего лишь – пишу, что вижу, чувствую, что волнует». Своеобразие творческой индивидуальности Астафьева, собственно, и заключается в стремлении преодолеть любые стереотипы в искусстве, чего бы это ни касалось – жанра, стиля, проблематики, темы: «Будь моя воля, закрыл бы производственные, деревенские темы, потому что есть только общечеловеческие проблемы…» При внешнем многообразии тем и сюжетов в астафьевской прозе изначально преобладает одна важнейшая линия: путем реалистического отражения жизни, личной судьбы, неразрывно связанной со временем и судьбой народного слоя, к которому он принадлежит, с многовековой культурой народного бытия, – выйти к художественно-философской форме осмысления законов человеческого существования.
Очерки или отдельные рассказы складывались в целостное повествование в силу трех образных единств: место действия – приенисейская северная Сибирь, Енисей и его притоки, тайга, тундра, рыбацкие и охотничьи поселения – словом, особое художественное пространство, которое кому-то кажется экзотичным, далеким от цивилизации, второй «сквозной» образ – природный человек Аким и, наконец, герой-повествователь, действующий и рефлексирующий в форме исповеди, воспоминаний, проповеди.
Астафьев пишет только о тех местах и людях, которых хорошо знает. Родная Овсянка осталась в далеком детстве, Игарка, Красноярск, дороги войны, 18 лет послевоенной жизни в Чусовом, 6 лет – в Перми, затем Вологда, где, собственно, и рождается из-под его пера «Царь-рыба». Доминантой творчества всегда остается Сибирь. На родину, как признавался писатель, наезжал не только «по зову кратких скорбных телеграмм» хоронить родственников, но и по другому зову: «случались счастливые часы и ночи у костра на берегу реки, подрагивающей огнями бакенов, до дна пробитой золотыми каплями звезд; слушать не только плеск волн, шум ветра, гул тайги, но и неторопливые рассказы людей у костра…», в такие ночи «все в природе обретает ту долгожданную миротворность, когда слышно лишь младенчески-чистую душу ее…»
С ностальгически-пасторальной интонации начинается первый рассказ «Бойе», задавая основные мотивы книги – возвращение к первоосновам человеческой жизни, вечности природы и возможности ощущать «узловую связь» с природным миром для человека с чистым сердцем. Названными мотивами пронизана лирико-философская глава «Капля» и ряд пейзажных миниатюр-отступлений в других рассказах. Это возвышает повествование до лучших образцов натурфилософской прозы и поэзии XX века. Перед нами художественные этюды – стихотворения в прозе:
