Проблема была и её нужно было решать. Однозначно. Дочь была беременна от его институтского друга, от ребёнка избавляться не хотела, с его другом не жила, ни в какие разговоры об этом с ним, отцом, не вступала и всё обставила так, будто то, что происходит никого не касается кроме неё. Жена была недовольна. Хоть никакаких заявлений она пока и не делала, но постоянно намекала ему на то, что надо заставить друга жениться, пусть даже формально, а там, дальше, будет видно, а дочь она на это уговорит, и если совместная жизнь не пойдёт, то, мол, мы их тогда, так и быть, как-нибудь разведём. Напряжение нарастало и ему, Батогову Валерию Александровичу, хозяину немелкой торговой компании и известному в городе человеку, пора было вмешаться. Дело медленно и верно шло к тому, что он обязан был выказать себя отцом.
То, что они с женой просмотрели эти отношения, его не особенно волновало поскольку он считал, что в последнее время понятие "молодой человек" сильно изменилось. Конечно, ему поначалу было неприятно что девятнадцатилетняя девчонка сошлась с тридцатидевятилетним мужиком, пришлось приложить усилие чтобы это в себе преодолеть, но друг его выглядел очень молодо, максимум лет на тридцать, и он сам, Батогов, тоже чувствовал себя примерно на этот возраст, да и с дочерью, воспитанной свободно, они общались почти как ровесники и приятели. При всём этом, сказать что он не был привязан к ней как к своему ребёнку он не мог. Всё то, что положено было делать родителю, он всегда для неё делал и не было такого, чтобы она отнеслась к этому небрежно, она это ценила и потому всегда показывала что они вдвоём когда общалась с ним.
С его другом было не так. Это был лучший друг, частица души, тот человек, который был ему по-настоящему дорог. Фамилия его была Синицын. Батогов знал его давно, с института, но после выпуска они долго не виделись и когда встретились, заметили, что отношения их охладели, а по мере того, как они стали и продолжали работать вместе, между ними даже понемногу начал нарастать лёд. История была простой: однажды Синицын позвонил и попросил взять его на работу, до этого он отрабатывал по распределению где-то в другой местности, потом, говорили, сбежал от него, мотался по северам, там был кем придётся и, он сам говорил, даже каким-то корреспондентом в газетке, Батогов был рад другу и конечно, по старой памяти, взял его на работу. Ему нужен был надёжный человек чтобы руководить складом, такой человек, которому он мог бы доверять, и он поставил Синицына на это руководство. Но там тот не прижился – его не приняли, кладовщики были недовольны, возник скандал и, где-то даже, бунт. Батогов съездил на склад и всё утряс, но с этого дня кладовщики стали отчитываться в делах только ему, напрямую. Увидев это, Синицын заявил что уходит и хоть Батогов просил его остаться, не соглашался.
– Зачем я буду оставаться? – говорил он. – Я всё равно там ничем не руковожу.
И это была первая льдинка, которая появилась в отношениях между ними. Но Батогов не хотел увольнять своего друга, он не любил так просто расставаться с людьми. Когда от него кто-то хотел уйти, он думал, что это он где-то "не доруководил", к тому же, тот, кого он увольнял, мог оказаться у конкурентов, такое уже бывало, и люди эти там, у конкурентов, нередко достигали каких-то значимых вершин. Здесь Батогов, зная своего друга, был уверен что закончится именно этим и постарался найти для него новую работу. Он кинул его на производство, которое совсем недавно у него открылось и, к удивлению своему, угадал – Синицын взялся за работу с энергией и было видно даже со стороны что это как раз его дело, но из-за всей этой истории ближе к нему, Батогову, он не становился, он не участвовал в корпоративных вечеринках, ни с кем не сходился и говорил всегда со всеми, и с ним, Батоговым, только о деле. Как ни пытался Батогов вывести его хоть на какой-то частный разговор, это ни к чему не привело. Лёд нарастал. Когда же обнаружилось что дочь беременнна и Батогов попробовал поговорить с ним снова, лёд только стал ещё более толстым – Синицын говорил что он готов за свои действия отвечать и больше ничего. "Ну что там между ними произошло?" – с раздражением думал Батогов. Тех, кто расстался, можно было только свести и Батогов видел свою задачу именно в этом, или же в том, чтобы заставить жену не вмешиваться, но он не знал причину разрыва, а действовать можно было только при знании её.
Причину эту нужно было узнать. У дочери её узнать он даже не пытался, для этого была жена, а выведать её у Синицына теперь даже не представлялось возможным, и Батогов был растерян, растерян до такой степени, что попробовал даже попросить совет. Он попросил его у своего заместителя, которого в конторе считали серым кардиналом и звали исключительно по отчеству – Тадеушич. "Он равнодушный человек и циник, – подумал Батогов. – Но это и лучше. Такой, может статься, меня на что-нибудь и натолкнёт." Но тот заговорил о другом. По сути, он предлагал способ женить Синицына, для этого, по его мнению, нужно было подловить того на деньгах, заставить возместить ущерб, тогда ему придётся продавать квартиру, единственное что у него было, и тут и можно было осуществить свои намерения в обмен на то, что Батогов прощал бы ему долг. "Да, хорошо что я держу его к себе так близко, – подумал Батогов. – Он человек беспринципный, но я, по крайней мере, смогу вовремя заметить когда он и меня попробует включить в какую-нибудь из своих схем."
