Гей вы, честной народ, сказочника послушайте!
Да присаживайтесь-ка поудобнее…
Как-то лесом шел добрый молодец,
Видит он пред собою поляночку.
На полянке стоит белый камушек.
На камне сидит красна-девица
И слезами горючими умывается…
Сердце сжалось тут у молодца, —
Подходил он к ней шагом быстрыя.
Молвил ей свою речь пламенную, —
Речь заздравную, речь приветственную:
«Здоровеньки тебе, красна-девица!
Ой, пошто ж ты кручинишься, милая?
Не видал в целом свете краше я!
Отчего же сидишь одинёшенька?
Отчего же плачешь так горшенько?
Кто обидел тебя? Супостат какой?
За тебя на него войной пойду!»
Отвечала ему красна-девица:
«Ах, я бедная-разнесчастная!
Горше нет моей доли ужасныя!
Прорыдала я три дня и три ноченьки, —
Раскраснелись мои ясны оченьки…»
И поведала ему такую историю:
«Была, значит, у меня свадьба знатная —
Свадьба знатная, величавая!
Были маменька там и папенька,
Были там сестрица и братенька.
Приглашены были гости знатные,
Гости знатные – все заморские:
Все купцы-бояре именитые!
Их наряды золотом расшитые,
Изумрудами-рубинами увитые!
Мы гуляли в садах тенистых —
Среди клумб цветочных-душистых!
Нас венчал в церквушке священник.
В ЗАГСе там встречала нас тетенька,
Речь слезливую говорила нам…
Был еще на свадьбе нашей фотограф,
Объективом огромным размахивал
И софтбоксом белыя потряхивал.
Говорил, что знатного он роду —
Не с какой-то там петрушки-деревушки,
А с самого, что ни на есть, МАЙВЕДА!
Он картинки нам показывал прекрасные —
Лубочные, ч/б и атласные!
Поговаривал, что сам он их делывал
И что равных ему в целом свете нет!
Он водил нас в кусты зеленые,
Заставлял вставать в позы мудреные!
Заставлял целоваться страстно нас
На виду у всей честной братии.
Бахвалился своим он умением,
На коллег своих смотрел он с презрением:
«Понаехало, говорил, тут разных всех,
А результат у них один – курам на смех!»
Как же было ему не верить-то нам?
Ведь такой колоритный был детина!
И сошелся на нем мир наш клином,
И с трепетом ождали мы фотографии…
Но летели дни долгие и месяцы, —
Уж не раз луна полная светится,
Уж не раз менялись зима с летом,
Но ни ответа от него, ни привета…
Уже чуем сердцем недоброе:
Телефон его вне зоны действия,
И гудки лишь слышны короткие,
А иной раз и просто выключен…
Мож случилось с ним что-то неладное?
Мож напали на него злые разбойники?
Объективом надавали по темечку
И забрали все наши фотографии???
Пребывали мы, в общем,
В растерянности…
Но однажды, порою зимнею,
Порой зимнею, ох студеную, —
Когда все мы уж вовсе отчаялись,
Раздается звонок в светлицу нам,
И является тут фотограф наш!
Не описать было тут нашей радости —
Все бросались ему на шею мы!
Все-все-все, даже маменька и папенька!
Не побитый он, не покалеченный —
Лишь слегка щетиною заросший,
