«Дорогая моя дочь, это уже третье письмо, которое я пишу в надежде на скорый ответ. Я понимаю, что жизнь в большом городе движется быстрее чем в деревне, но мне всё равно больно от того, что ты не находишь времени ответить своей бедной матушке. Надеюсь, что ты в порядке и крепка здоровьем. Да и как может быть иначе? Ведь ты молода и всегда отличалась выносливостью. Даже наши соседи всегда удивлялись тому, что, проводя целыми днями на побережье, ты никогда не хворала. Мне кажется, это было только вчера, но как мы обе знаем ты уже не ребенок. Кстати! Я все ещё жду твоего сообщении о том, что ты нашла молодого человека и он серьёзен в своих намерениях. И я знаю, что ты мне возразишь на это, но деньги и независимость – это ещё не всё, хоть ты и стремилась к этому всем своим сердцем. Мне очень жаль, что я не смогла обеспечить тебя всем необходимым молодой женщине, но поверь, что я старалась изо всех сил. Я не виню тебя за то что ты уехала в поисках лучшей жизни, и я несказанно рада что ты её нашла. Ты даже помогаешь мне сводить концы с концами присылая мне денег, но я была бы намного радостнее если бы смогла увидеть твое улыбающееся личико. Но я понимаю. Работа гувернанткой, наверное, отнимает много времени. Всё же, я не перестаю надеяться, что вскоре увижу тебя.
Твоя любящая мать.
Шона Дойл. Веллфлеет, Кейп Код, Массачусетс. 10 июля, 1860 г.»
Закончив читать короткое письмо, девушка прикрыла дрожащими руками горящие щёки и опустила голову. Обжигающая волна поднялась от шеи к затылку и воздух показался неимоверно тяжёлым, заставляя её с усилием вздохнуть. Ей было невыразимо стыдно перед своей незатейливой, любящей матерью, но она не могла убедить себя сказать той правду. А правда заключалась в том – что жизнь в большом городе не принесла ей ничего, кроме разбитых грёз и потонувших в слезах мечтаний. Как она могла так расстроить эту заботливую старушку? Она будет не в силах перенести удар.
Покинув свою маленькую деревушку на побережье три года назад и приехав в Нью-Йорк, ей казалось, что она несомненно добьется всего, чего только захочет.
«Ведь это большой город! – говорила она себе. – Неограниченные возможности для талантливых и предприимчивых»!
Какой же огромной была её ошибка. Денег, что она взяла с собой, хватило только на первую неделю, и она принялась браться за любую работу что могла найти, пока наконец не осела в районе Файв Поинтс.
Жильё сдавал ей хозяин небольшого бара. По совместительству он являлся работодателем, домовладельцем, и в последнее время, она даже могла назвать его другом. Незатейливый здоровяк с большим и тёплым сердцем, просто-напросто не мог не вызвать в ней симпатии.
Окинув взглядом свою маленькую комнатушку, девушка подавила подступивший к горлу ком. Это было далеко от роскоши. Это было даже далеко от всего, что можно было считать «нормальным жильём». Здесь едва умещался соломенный матрац и покосившийся табурет. Помещение больше напоминало кладовку. Если бы не окно, она не отличила бы его от таковой. Но это было единственное что она могла себе позволить, на заработанные честным трудом гроши. Однако вид снаружи был ещё хуже, чем внутри, и это ставило жалкие жилищные условия в определенную перспективу.
Уж лучше в этой небольшой, но относительно чистой комнатке, чем на серой улице по колено в грязи. Нищета процветала в этом районе. Все знали, что Файв Поинтс был заброшенным и гиблым место, хоть изначально и не являлся таковым. Когда-то на этих улочках жили люди абсолютно разных сословий и достатка. Но как только почва под ногами начала садиться, а улицы заполнило густое месиво земли, песка и отходов, зажиточное население переместилось в другие кварталы. Те, кто остались жить здесь, были людьми, которым некуда было идти. Болезни, разбой и безысходность теперь правили этим маленьким миром. Грабежи, драки и банды – были чем-то обыденным, и даже не привлекали особого внимания полисменов. Люди проводили дни в ожидании помощи, которой не приходило.
Девушка не была особо религиозной, но иногда ей думалось, что даже Богу не слишком интересно что делают бедняки в этой части города.
Нет! Она не может рассказать матери правду! Что та подумает о своем «сокровище», если узнает, что вместо работы гувернантки, всё чего она добилась – это работа официантки, в баре, который больше напоминает нищий кабак? А чтобы совсем не умереть с голоду, она поёт, или рассказывает увеселительные стишки и анекдоты, вынося сальные шуточки и похотливые взгляды пьяных посетителей.
Поехать домой тоже не казалось хорошим вариантом. Ведь тогда она точно не сможет сдержать внутри накопившихся слез, и наболевших слов. Даже теперь представляя светлое, доброе лицо матушки, она почувствовала резкий укол в сердце, от которого глаза крепко зажмурились, а ладони сжались в кулаки.
Сев перед маленьким зеркальцем на стене у окна, девушка собрала длинные каштановые волосы в неопрятный пучок и глубоко вздохнула, изучая своё отражение в полумраке. Даже её облик был отличным от того, каким он был пять лет назад. Глаза были всё так же зелены, но теперь под ними красовались темные круги, свидетельствующие об усталости и нехватке сна. Прежде оливковая, загорелая кожа стала бледной и болезненной от недостатка свежего воздуха. Линия подбородка всегда отличалась небольшой резкостью, что говорило о своевольности характера, но теперь она стала ещё более заметной от худобы.
