Крик петуха в предрассветную рань
(ночь пролетела, за нею другая)
лезвием ржавым вонзится в гортань —
ты не в Чикаго, моя дорогая.
Город – как мёртвая роза в руках:
пальцем коснись, и рассыплется в прах.
Гомон на пристани, стук молотка,
мокрых снастей набухающий кокон;
капля, помедлив, сползает с виска;
сумерки, срез перепончатых окон,
влажное кружево, мрак, тишина,
воск, оплывающий на пол. Страна
с именем кратким, как выдох – и вдох
(скрип или всхлип). Цитадель, Фернандина;
гиблое место, мой ангел. Из трёх
сотен ангольцев всего половина
до окончанья дождей доживёт
(занавес, дрогнув, к кулисам плывёт).
Полдень, дыхание каменных плит,
красная нитка на смуглом запястье;
горсточкой чёрной фасоли гремит
в такт барабанам нехитрое счастье;
новые пешки для новой игры.
Хриплое радио, звон мошкары,
лепет Масорры и рёв площадей,
шарканье конги, сухие ладони,
август, испарина, грохот дождей,
крики на лестнице, топот погони,
кровь на губах и бумажный комок —
пропасть, свобода. В назначенный срок
всё, что истлело, вернётся опять,
вспыхнет, всплывёт, прорастёт, повторится —
ветром, терзающим мокрую прядь,
запахом патоки, тлена, корицы,
плесени, спермы, безумья, чумы
(яростный хор вырастает из тьмы).
