– …телек есть, ну, сам понимаешь, не ловит ни хрена, у меня вон пару кассет осталось, в магазине поди есть чё…
Михалыч осмотрелся, поднял меховую шапку, почесал лысую голову и опустил шапку на место.
– Чё ещё… О! Окна. Ну тут ваще, полный фарш. Того года поставили, всю зиму в тепле. Пластиковые…
Он тяжело подошёл к подоконнику и хлопнул по нему ладонью, чтобы показать – пластиковые. Гордо кивнул.
– Ну чё?
Я расплылся в улыбке (не наигранной: мне правда было радостно видеть такого простого и открытого мужика здесь – на стройке все унылые, только и знают, что вздыхать да бухать):
– Беру.
Михалыч довольно хмыкнул:
– Ну, давай до-о-оговор смотреть. Я у Гришки, ноториуса, всё сделал, ак чё поди так подпишем?
– Я пробегусь.
– Бегись, бегись…
Я начал скакать глазами по пунктам договора. Вроде всё как надо. Михалыч всё стоял и грузно дышал над душой, поэтому я у него спросил:
– Ты-то щас куда? Не грустно за бесценок отдавать квартиру-то?
Он сразу помрачнел и осунулся:
– Ак чё мне… Как Ленка моя от ковида этого сраного… Он уж тады кончился, карантину не было, а её схватил и того… Ничё не держит. В Уренгой попробую, поди чё там найду, у меня там близкие. Троюродные.
Он тяжело вздохнул. Я быстро пролистал в конец договора и подписал, сделал то же с копией. Пока Михалыч возился с подписями, я метнулся к сумке в прихожей и достал пухлую пачку «синеньких» и бутылку «Арарата». Ох и дорог, зараза. Но, раз Фёдорыч сказал, что надо, значит, надо. Традиция. Положил аккуратно деньги рядом с мужиком, тот молча взял их и сунул в огромных размеров барсетку. Следом на стол приземлился коньяк.
– Михалыч, стопки доставай.
– О! Эт ты прально!
Он косолапо прошёл в кухню, прогремел посудой в шкафу и вернулся с двумя гранёными красавицами. Я открыл бутылку и разлил первую, чуть капнув на лист договора.
– Мой будет. Ну, Михалыч, давай за новое начало!
Он только кивнул и махнул стопку. Зарычал, занюхнул рукавом. Кажется, его схватило сразу. Я разлил ещё: между первой…
Михалыч проследил за тем, как янтарная жидкость наполняет рюмку и кивнул ещё раз:
– Давай за Ленку мою… Без неё я б тут… Обои гля какие. Ну? Сама с Салехарда везла. Детишки её любили… Лена Петровна звали. Она ж, – он опустил голову, – понимаешь, и в школе, и дома, и ещё двоечников подтягиваться звала. Мной их пугала… Своих не успели…
Вздохнул.
– Сполохи любила. Бывает, прихожу: на кухне нет, в ванной нет, в комнате… Вот так вот штору, – он приподнял плотную коричневую ткань, открывая за ней зеркальное продолжение комнаты, проявившееся в стекле балконной двери, – а она стоит там, закуталась вся, дрожит уже, но – смотрит…
Он сморщился, словно отмахнулся от чего-то и опрокинул вторую. Я только покивал – никогда не умел поддерживать, тем более таких огромных мужиков:
– За Ленку, – и махнул вдогонку.
Михалыч взял у меня бутылку и разлил третью.
– Давай, Юрец. За нового хозяина. Хороший ты мужик, – его, кажется, уже развезло. – Ленка бы одобрила.
Я невольно улыбнулся и чокнулся с ним.
После третьей он засуетился, быстро отнёс стопку в раковину, вернулся, сложил договор пополам и сунул его в барсетку.
– Ладно, Юрец, оно, конечно, всегда к месту, но у меня автобус через полчаса, – он прошёл в прихожую и проверил молнию спортивной сумки, что всё это время стояла на полу. Вся жизнь в одной сумке… – Давай, живи тихо, гуляй лихо, хы-хы-хы.
Михалыч оделся и, не застегнувшись, присел на дорожку.
Я прислонился к косяку и позволил старому хозяину спокойно попрощаться со своим домом, который мне достался за четверть месячной вахтенной зарплаты.
Первые пару дней терпелось в общем бараке, но там так тоскливо было, на каждом углу бухалово, Фёдорыч сам на посёлке, когда не на объекте, а во время работы его не найти. Поговорить просто не с кем. Никто даже на банальные вопросы не отвечает – глазеют и пьют. Я хоть и сам не прочь – но и не так всё же. Не в отпуск приехали, работать.
Начал искать объявления, но интернет был пуст, видимо, потому что в большей части посёлка ловило только «Е». Пришлось пойти по старинке, от дома к дому (на счастье, их в Чораслэке совсем немного, с полсотни, что ли), так и встретил объявление Михалыча.
Хотел сначала просто снимать, но подумал: куплю сейчас за пятьдесят, через два месяца отдам за тридцать – дешевле выйдет. Купить-продать-купить-продать-купить-продать… Сколько ещё таких циклов будет? Поскорее бы поднять бабла, на паспорт, визу, и свалить отсюда. Спасибо Димону, подсобил. Спасибо Михалычу.
Так и познакомились. А теперь прощаемся.
Михалыч поднялся и протянул мне свою огромную лапу:
– Ну, бывай. И это, не засирай. Ленка срач не любила.
– Не засру. Удачи! – я ответил на рукопожатие.
Он нацепил варежки, гигантские, кожаные с меховым подкладом, подхватил сумку и, в последний раз оглядев бывшее жилище, без слов открыл дверь и понёсся вниз по лестнице, так, что стены задрожали от тяжести его шагов.
Я посмотрел ему вслед, закрыл дверь и развернулся на месте, новым взглядом обегая всё видимое пространство. Теперь хозяин тут я.
