Меня зовут Майк, я живу с мамой и Молли, нашей канарейкой. Пока весь мой мир – это наша квартира и часть улицы, которую я вижу из окна. Когда ты маленький вокруг одни запреты и правила – «нельзя» и «не могу», но мама говорит: «Это для твоей безопасности, мой милый, – или, – не хочу, чтобы что-то случилось с моим малышом». Мама знает как лучше для меня. Я просто жду – никто не бывает сразу большим.
Я люблю сидеть у окна, могу часами сидеть и смотреть. Кому-то может показаться, что это так скучно смотреть на одно и то же, как разглядывать один рисунок в книге и не листать страницы. Но это совсем не так, за окном не застывшая картинка, а фильм и нужно внимательно смотреть, отвернешься и обязательно пропустишь что-то важное.
И так герои моего фильма. Великан, он же дерево для всех остальных. Он не такой как мы, как пришелец с другой планеты. И я не могу прочитать его мысли, как бы не старался, как будто они написаны на чужом языке, таком сложном, что не выучить за всю жизнь. Иногда я думаю, что он может говорить со мной, если захочет, просто пока ничего важного нет, и он молчит. Он другой, но он всех понимает и мне кажется, он знает всё, что было и будет.
Напротив моего окна живет старик – просто обычный старый дом сказал бы кто-то невнимательный, но не я. Я люблю разглядывать его. Трещины на потемневшем от времени кирпиче, как морщины на старом лице, от земли вдоль стен тянутся густые ветви какого-то растения с темными листьями и маленькими белыми цветочками. Оно цепляется веточками, как тоненькими пальчиками за трещины в камнях и поднимается все выше, выше и выше к самой крыше. В доме никто не живет, окна и двери наглухо закрыты, как будто старик ждет специальных гостей, а пока просто спит, закрыв глаза.
У меня нет роли в этом фильме. У меня нет роли, потому что я режиссер, я сижу и управляю всем, что происходит, я главный.
***
Мимо окна пролетают птицы, иногда они садятся на подоконник, весело чирикают и смотрят на меня с любопытством. Я люблю смотреть на птиц, они вызывают восхищение и восторг, как чудо, к которому нельзя прикоснуться. Я знаю, что Молли тоже птица. И она похожа на птиц на улице, но она другая, всего лишь жалкое подобие, как копия, сделанная с работы мастера неумелой рукой.
Все в ней раздражает меня, и я хочу, чтобы ее не было совсем. Я смотрю на нее.
«Так нельзя смотреть, – говорит мама. – Малыш, ты пугаешь Молли, не смотри так, пожалуйста». Но я все равно смотрю, когда мама не видит. Я просыпаюсь рано-рано и иду смотреть, пока она спит, и я знаю, что причиняю Молли вред, просто мой взгляд – он как острые когти царапает ее. И я знаю – что-то плохое случится с ней, и она тоже это знает, и тоже смотрит на меня из своей клетки.
***
Моя мама очень сильная, она поднимает меня над головой и смеется, что я как пушинка. Мне совсем не страшно так высоко. Она целует меня прямо в нос, мне тоже становится смешно. Когда я вырасту я смогу громко смеяться и ходить на улицу, и разговаривать и еще много всего, как она, тогда никто не будет смотреть на меня сверху вниз.
Мы переехали совсем недавно и поселились здесь в небольшой, но светлой квартире, в маленьком доме на втором этаже. Просто обычный домик в обычном городке. Мама привезла с собой кучу всяких мелочей, и квартира быстро превратилась в наш обычный дом, с нашими цветами, книгами, запахами пирогов, смехом маминых гостей и мамиными куклами, «уродцами», как я их называю.
Они живут в шкафу за стеклом, маленькие мамины пленники. Их тонкие фигурки кажутся такими хрупкими, как будто они могут рассыпаться от легкого прикосновения. Бледные фарфоровые лица, огромные глаза очерчены кругами и полны слез, цветные шелковые платья и аккуратно причесанные длинные волосы. Они пугающе красивы, но в их красоте есть что-то неестественное и живое одновременно, наверное, слишком живое для игрушки. Мама говорит, что каждая кукла единственная и второй такой нет, у каждой есть имя и своя история. Время от времени мама покупает новую куклу, и семья уродцев растет.
Иногда я стою перед стеклянной дверью шкафа и не могу отвезти взгляд, и мне начинает казаться, что их глаза смотрят на меня, я подхожу ближе и ближе. Я хочу узнать их истории, и они наверняка хотят рассказать их кому-нибудь. Еще чуть-чуть и я услышу голоса, шепот, шелест платьев…, но все тихо… Возможно, когда их будет очень много, они смогут вырваться из своей шкафной тюрьмы.
***
Мы только устроились, а наш дом опять полон людей, как будто все мамины друзья переехали вслед за нами. Двери открываются и закрываются, гости приходят и уходят, я немножко ворчу себе под нос, что от них один шум, но на самом деле мне нравится наблюдать и слушать разговоры и мысли. Когда они разговаривают, то это для всех, мысли – только для себя, они так думают. Как музыка, делаешь вид, что увлечен чем-то серьезным, а про себя мычишь глупую песенку. Но я все слышу.
Стук в дверь, ну вот опять кто-то пришел…
– Познакомься, Майк, это Мэри и Лили!
В комнату вошла молодая женщина и маленькая девочка. Девочка бережно держала потрепанного плюшевого зайца. Женщина скользнула по мне взглядом, как будто смахнула пыль и они, с мамой оживленно болтая, исчезли на кухне, загремела посуда… Девочка просто осталась стоять.
