– Так, еще немного… Превосходно! Ну, не красавица ли?
Я подмигнула темноте перед собой. Вот теперь я была абсолютно довольна своим отражением. Которого не было.
Мысленно помахав ручкой лицу, без следа растворившемуся в бабушкином зеркале, я захлопнула серебряную крышку и отложила в сторону коробочку с «исчезательной» пудрой.
Пару дней назад я ее протестировала на шее – в надежде, что древняя косметика надежно замаскирует следы, оставленные ошейником Блэра. Но эффект оказался более радикальным: голова вовсе отделилась от тела. Визуально. Что немудрено в отсутствие шеи.
Впервые «потеряв голову» не в мыслях, а наяву, я придумала новый план побега. Пятнадцатый по счету.
Сегодня я тщательно намазала пудрой щеки, лоб, нос и даже уши. Немного белого порошка нанесла на веки, ладони и собранные в пучок волосы. А тело упаковала в доисторическое платье княгини Дарьи, щедро усыпанное отводящими глаза чарами.
Вот и славно! Осталось пробраться в кабинет бабушки Энджи, в котором она хранила мой жезл «от греха подальше» (от родной внучки, если быть точной). Только это и помогало ей удерживать меня в родовом имении Карповских.
Вход в кабинет охраняли два симпатичных китайских дракончика с размахом крыльев не меньше полутора метров. Не живых (они давно вымерли). Бронзовых. Что не мешало им нахально щелкать мощными челюстями перед моим лицом, стоило шаг ступить к заветной двери.
А мне очень нужно было попасть внутрь. И желательно – остаться при всех необходимых частях тела, включая пальцы и любопытный нос.
Заперли! Как тигрицу в клетке! Без суда и следствия, и даже без допроса с пристрастием.
Хуже того – отрезали от мира и новостей. А это было совершенно невыносимой пыткой в связи с недавними событиями. Касающимися бесштанного Блэра, усыпленного Тролля… и еще папеньки, страстно желавшего убить обоих, но так и не получившего моральной компенсации.
Возмущенно сопя, я сунула серебряную шкатулку в кармашек платья, пропахшего стариной, пылью и чьим-то доисторическим потом. И двинулась на второй этаж. В столь ранний час бабушка обычно практикуется в магии в просторной круглой зале, а значит, путь свободен.
Ничего более обидного со мной еще не приключалось! Даже похищение Блэром-Рандором не шло ни в какое сравнение с несправедливой изоляцией. Меня не расспрашивали, не звали в свидетели. Родители со всеми проблемами разбирались сами. Без меня!
А я, между прочим, главное действующее лицо в этой истории. И вообще по всем фронтам пострадавшая.
Мало того, что меня выселили на две недели из Академии. Так еще и вручили «подарочком» единственному человеку, что мог удержать бедовую княжну в четырех стенах. Нет, бабушке Энджи я всегда была рада, но…
Вот конкретно сейчас я поняла, почему дед называл ее не иначе как «Дьяволицей в юбке». На все мои мольбы у нее находились вежливые и до зубовного скрежета разумные аргументы, на любое действие – спокойное, но строгое противодействие…
Она могла камнехвоста заставить в бараний рог свернуться. Причем добровольно. Так, что бабушка даже маникюр бы не испортила. Благодаря ее упрямству у нее даже розы во дворе цвели. И это посреди зимы, по самые бутоны в снегу!
Но княгиня не учла одного важного фактора: ее гены передались и мне. За две недели мои попытки сбежать, а ее – меня остановить, превратились в забавное противостояние. Бабушка была упрямой, но и я – та еще заноза в… ну, допустим, в пояснице.
Моя неугомонная натура требовала действий. Она не могла сидеть сложа лапки, слушать бабушкины лекции по великосветскому этикету, разбирать подвалы и разглядывать неправдоподобные розы за окном, пока в Академии творится тролль знает что.
Да может, папенька именно в этот момент отрывает голову Салливану! Потом возвращает ее на плечи. И отрывает снова. Так и развлекается.
Предыдущие четырнадцать попыток побега закончились ничем. А точнее, исправительными работами в подземельях замка. Там-то я и нашла пудру и чудесное (во всех отношениях, кроме запаха) платье, зачарованное на отвод глаз…
И теперь, исполненная воодушевления и решимости, приближалась к упертым бронзовым крокодилам, возомнившим себя самыми хитрыми.
Возмущение, распиравшее грудь и грозившее вылиться из горла шипящей лавой, делало мой шаг дерганным, пружинящим. Я так и подпрыгивала на каждой ступени, ведущей к бабушкиному кабинету. Со стороны это могло напоминать икоту. Благо, меня никто не видел.
Нет, ну виданое ли это дело – сажать ценного свидетеля под замок?!
Отец, выпроваживая меня в родовое имение, объяснил свое решение тем, что «его единственной дочери надо восстановиться в тишине и покое». А ему – самому во всем разобраться. И это тревожило.
Потому как кое-какие пикантные моменты для ректорского «разбора» явно были лишними. Последнее, что я услышала из-за захлопнувшейся перед носом двери кабинета, было недоброе:
«А теперь, магистр Салливан, я бы хотел узнать о вас то, чего вы сами, возможно, не знаете».
За две недели я совсем издергалась. О чем шла речь? О допросе с пристрастием? О приглашении дознавателей из Эстер-Хаза? О «Темном соединении», которым господин ректор не брезговал, когда речь заходила о жизнях его детей и супруги?
