Грейр расположился в кресле возле затемнённого окна. Над ним стелился ковёр ночного неба. В камине горел живой огонь. На столе искрился вином бокал, посверкивая хрустальными гранями. На полках грудились книги. Внизу, за лентами штор, густели в ночи каменные глыбы домов. Гирлянды огней тянулись к площади, за которой вереницы невзрачных улиц у края городской черты терялись в зыбких тенях заброшенного леса. над зарослями деревьев нависала мрачная готика замка. Мегалиты его основания упирались в обрыв над морем.
Было поздно. С башни на город упали глухие удары часового колокола. Эхо отразилось от тротуаров и поплыло в тёмное небо. Часы били полночь. В звуках умирали мгновения. В них таилась праздная пустота ушедших минут и холод неумолимого приближения старости. Часы мерно отсчитывали секунды неотвратимости смерти.
На коленях лежала книга. Современным цифровым, Грейр предпочитал бумажные носители информации. Это особое состояние волнения ума, когда в ладони ложится тяжесть фолианта и руки принимают груз мысленного труда, часто достойного. Когда под шелест страниц в сумраке колышутся тайны прошлого, являются тени и видения будущего.
Иногда в сумерках серая наволочка облаков распахивалась, давая возможность заглянуть в фосфоресцирующую тьму, бархатной подушкой нависшую над землёй. Ночью прозрачный эфир искрился бенгальскими огнями звёзд. Их лучи до края вселенной пронзали горстку атомов межпланетного вакуума. Далеко и долго он вглядывался в звёздные пути сквозь древнюю тьму, сплетённую из золотых нитей пракосмических событий. Мириады лет великая бездна наполнялась вещими снами и волнами памяти прошлого и будущего, и тысячелетия она манит и звучит человеку голосами богов и предков.
«»
Задумчиво листая хрупкие страницы, он искал в тугих переплетениях слов сокровища скрытых наук. Искал золотые созвучья истины, которые озарили бы и напитали разум. В смутном предчувствии, Грейр желал встречи с теми, что были там, за кольцом отведённого человеку мира. Он хотел видеть тех, которые могли там когда-то быть, и тех, что там существуют. Грейр был упорного нрава и независимого мышления, с завидной наблюдательностью и способностью к концентрации. Убежденный в своей правоте – он шел до конца, невзирая на обстоятельства.
Его одиночество не принимало пустоты и неопределенности быта. Ему наскучили сборища, сигаретный дым и вкус водки, опротивели заумные разговоры, газетные рассуждения. Он скрылся в работе и уединении от несносных лживых вестей. Перестал отвечать на приглашения. Стали «неприманчивы» и тягостны длинные, пустословные застолья. После маеты между «плюсами» и «минусами» положения и частичного рабства судьбы, Грейр вечерами сбрасывал тягомотинуту дня и скучных ограничений. В книгах он искал точки независимых суждений. Ум пытался осмыслить откровения и тысячи фактов, что упоминались вскользь, и о которых не говорилось официально. Книги заменили ему привычный мир и заполнили пустоту общенья. И в мыслях из книг, и в нём самом, из глубины неосознанного, исходил «молчаливый призыв» и фантастическое притяжение. Возникший интерес к инферно, к жизни за пределами жизни, захватывал его полностью.
«»
Порыв ветра шевельнул листы. Мгновением позже подуло холодом. Раскалённый зев камина изрыгнул пламя. Огонь погас и в комнату вплыл мерцающий призрак. Струясь зелёными дымами, женщина опустилась в кресло напротив.
Странница была огненно бледна. Размышляя вечерами над официально запретным, Грейр искал и ждал контакта, но встреча и вошедший призрак иного мира были, всё же, неожиданными.
«»
–Ты, – спросил Грейр с напряжённой улыбкой – добрая или мрачная вестница? С чем пришла? Ты явилась от мира мёртвых или от Высших?
Призрак улыбнулся.
–В вашем осознании я невидима, но каждый, в мимолётных ощущениях, чувствует меня рядом. Я провожу души по мирам. Вместе с Хранителями я веду вас, тенью приближаюсь и сопровождаю на порог отчуждения ежечасно, многими тысячами. Я иногда с нетерпением, иногда с сожалением, задуваю ваши свечи и гашу огни ваших сердец. Я вас жду, и вы все приходите ко мне. На чаше весов, на петле дорог, и тебе предстоит вспомнить сделанный тобой выбор. Уже безследно растворилось в памяти былое, исчезли из жизни друзья. И ты, и твоё время все ближе…
«»
Грейр вздрогнул. Он ждал иного. Он понял. Вестница беспощадной печали была знакома и с человеческой нуждой, и с мёртвыми, и живыми. Она была песней скорбных надежд. И вечер, в студёном ветре её слов, уже стал не в вечер.
Худая, с прозрачными, словно серебряными волосами, с зеленовато-голубым взглядом женщина улыбалась красивыми губами, цветом похожими на сиреневые пузыри «бубль-гама».
«»
–Ты заинтересован в знании. Воображение и мышление зависят от уровня развития твоей чувственной организации. От твоих способностей, от воссоздающего творческого воображения, от восприятия эстетики мира. Сенситивность – это ворота сказочного замка, войдя в которые человек воспринимает все богатство и разнообразие красок и форм, звуков и запахов окружающих царств. Ты звал, и я пришла поговорить с тобой об ошибках ожиданий, когда чувственная невосприимчивость приводит к искажению и разрушению гармонии и красоты миров.
