Это был простой, серый, ещё один будний день. Один из многих непримечательных дней, во время которых я не делаю ничего особенного. Казалось, что я даже не просто живу, а заменяю кого-то собой. Кого-то более значимого, чем я. Кого-то талантливее меня. У меня было всегда такое чувство, когда люди смотрели на мои хоть и не посредственные картины, но столь нелюбимые взгляду людей, которые не терпят серость, грусть, печаль моих мрачных произведений. Поэтому я как обычно, спокойно прожигал время в своей небольшой мастерской, где царил такой же беспорядок и тусклость освещения, как и на полотнах, которые не висели на стенах как полагается, а лежали вдоль стены. Это ещё не вся прелесть беспорядка! Так как когда-то любил читать книги, а мебели не хватало, то они стопками были расставлены возле кровати. На алых, бордовых, горчичных и синих обложках был уже толстый слой пыли, который доказывал, насколько сильно я люблю читать в последнее время.
Сидя на стуле и смотря безразличным взглядом в окно, через которое сочилась мрачная энергетика дождя и, порой, просачивалось по маленькой капле через небольшие расщелины между деревянной рамой окна и чистым, вымытым стеклом, я наблюдал за скучным, шумным городом, утонувшим в сером и холодном дожде, как вдруг, мою идиллию нарушили наглым входом в мастерскую.
– Привет художникам! Знал, что ты будешь тут, – с такой же глупой улыбкой, ко мне пришел мой знакомый Иван.
Он был торговцем, а это могло значить две вещи: он мог продать все что угодно и найти тоже все. Более того его визиты ко мне значили именно то, что нашлось что-то интересное, на чём он хотел бы заработать, но что не хотели покупать зажиточные люди и художники с деньгами. И я был лишь одним из крайних вариантов. Хотя он помогал мне продавать мои картины, за что я ему очень благодарен, так как я все ещё не очень популярный художник, да и вряд ли им стану в этом, а может быть и в следующем десятилетии.
– Ты все такой же серый, как в прочем всегда, – Ваня держал под рукой что-то большое и плоское, похожее на картину, но из-за ткани, мне не было видно, – почему ты отгораживаешься от всего? Хотя для тебя это, наверное, хорошо.
– Это не твое дело, я ведь к тебе не лезу.
– Как скажешь, но я вижу у тебя до сих пор нету новых идей. Что же, тогда взгляни на это.
Торговец поставил картину на мольберт. Он снял тряпку с полотна. Мой глаз художника сразу увидел серый кошмар. Краски уже давно потемнели, местами были огромные пятна. Пусть горит в аду тот, кто так «бережно» относился к картине!
– Она не законченная, но я уверен, что ты это исправишь! – с такой же тупой улыбкой, говорил Иван.
Я смотрел на картину. Было трудно, но я разглядел смутный силуэт девушки, которая, вроде сидела возле… окна? Ничего не понятно!
– Ладно приятель, мне уже пора, будь аккуратнее, картины не любят свет, – уходя, сказал мой знакомый торговец.
Будто бы я и сам не знаю! За кого он меня принимает? Я не новичок в искусстве.
Я сидел на своем месте, смотря в полотно.
Поднявшись с места и подойдя к картине, я ещё раз пристально осмотрел ее. В линиях ещё можно было представить картину, но вот сама она, казалось вот-вот рассыпится. Внезапно на мой телефон пришло сообщение.
Я повернулся к столу, что бы подойти и взять телефон. Немного раскидав палитры с засохшими красками, я всё же нашёл его. Но самое странное, как мне показалось, он был выключен. Включив его, на экране было сообщение от кого-то. Хотел я уже нажать на него, как тут экран телефона стал красным. Сломался?
Я попытался включить и выключить, но он не выключался. Красный экран внезапно замерцал и на мгновения, дергающимся текстом, то появляясь, то исчезая появился текст:
– Следующий художник?
Не на шутку испугавшись такого странного поведения телефона я испустил тревожный вздох и развернулся в сторону звука и ужаснулся. Картина совершенно изменилась. Она уже не была грязной, лишь серой, по середине сидела молодая девушка. Я мог хорошо ее разглядеть, короткие до плеч волосы, кофточка, брошка. Одежда была словно из восемнадцатого столетия. Все это было лишено цвета, все это было серое, кроме одного, частично скрытого косой, такой же серой чёлкой, глаза, окрашенного в красный.
– Интересно, умеешь ли ты рисовать? Надеюсь, ты хороший художник! – девушка открыла второй глаз, который уже был таким же серым, как и она, – Дорисуй эту картину… Нарисуй настоящую меня!
После этих слов в глазах потемнело. Последнее что я помню, мое тело бесконтрольно рухнуло на холодный пол, наблюдая за ухмылкой девушки с полотна.
