Пожар
Плещутся, ведерко – по ведерку, струйки и брызги воды на сарай, на дом. Но что они для рыжих языков пламени, рвущихся наружу из окон и дверей деревянного дома!
Что успели, выбросили из окон – платок, пальто, перину, занавески… Ведра да лопаты. Кто землей, песком окапывает полосу от поленницы. Кто воду льет, да и бежать дальше со двора к колодцу. Воют бабы, того и гляди перекинется огонь на забор да на соседские строения…
Коммунист Клюкач, плеснул ведро воды на перину, схватил, накрыл ею волосы и спину – и в пламя огня, в дом под оханье толпы. Жена стояла на месте, закрыла глаза, и вот подкосились колени. Увели две достарушки ее детей, двух пацанов, на соседнюю улицу – пора уже и спать.
А старшая Валюша стояла возле матери, не проронив ни слова, не пролив ни слезинки. Широко раскрытыми глазами Валюша всматривалась внутрь, где крушились потолочные балки, оседали обугленные бревна стен, летели головни и головешки. Она не понимала «Почему? Ну, почему отец ринулся в горящий дом?!!»
Одна за другой чехардой сказали мысли в голове. «Что теперь будет?», «Увижу ли отца?». «Хотя бы одним глазком…»
А куры кудахчут! Куры машут крыльями. Взлетают и опускают крылья, воспламенившиеся от извивающихся, кривляющихся изгибов огня безудержной искрометной пляски. Падают обессилившие квочки в пламя, мекают козочки, гогочут гусята, – задыхаются от дыма, объявшего сарай.
Мелькнуло среди плясок пламени белое пятно и, на пару секунд, застряв в дверном проеме, обугленная перина переместилась во двор, рухнула прямо перед дверью. Выскочил человек в горящей одежде и покатился по земле.
В то же самое мгновение осела крыша дома. Трещали, скрипели и грохотали сухие доски лавок и комода, фейерверком рассыпались во все стороны угольки и искры, пугая и расталкивая отскакивающих прочь людей.
Смотрит дочь как прячутся, исчезают иссиня – багровые, желтые язычки пламени на одежде отца. Как из рубахи достает и держит в руках тряпку. И горят счастьем его глаза:
– Не плачь, Прасковья!
И гладит, и гладит ее волосы. А она все плачет. То ли оттого, что чуть не овдовела, а то ли оттого, что доброе имя мужа спасено. А Валя смотрит. Молчит и смотрит на волдыри на руках отца, который гладит голову мамы и морщится от боли. Девочка не понимает, как ему не больно? как отец стоит на ногах, на своих стройных крепких ногах с огромными волдырями и клочками обожженной кожи?
Отлежавшись в соседской баньке день-другой, Владимир Клюкач вышел на работу в село.
Противники Советской власти, бывшие помещики, решили навредить и колхозу, и преданному коммунисту Клюкачу, ведь если бы деньги сгорели, то не было бы нового коровника, новых коров, не было бы работы дояркам. И не было бы возможности у колхозников давать больше молока и мяса для рабочих фабрик и заводов развивающейся молодой Страны Советов.
А преданного делу партии товарища Клюкача объявили бы врагом народа и отдали бы под суд.
Но план противников советской власти не удался. После проявленных смелости и мужества при спасении колхозной казны на пожаре, Владимир Никиктич был включен в комиссию активистов советского движения, энтузиастов советской власти.
Зимними вечерами колхозники и школьники ходили в избу-читальню, где избач читал газеты, в которых были хорошие новости. Идеям Ленина верили, старались следовать заветам вождя.
Люди объединяли свои единоличные крестьянские хозяйства в коллективные, в которых вместе легче развивать производство хлеба, мяса, молока, заготавливать овощи и фрукты для пропитания рабочего класса в городах.
Владимиру Никитичу выписали разрешение на вырубку леса. Он был тонким знатоком леса – выбрал самое сухое дерево на строительство дома, соседи помогли собрать сруб под крышу.
Так семья поселилась в новом доме. Коровник отстроили, работа в колхозе наладилась. Прасковья Филипповна работала наравне со всеми, а Валюшка нянчила Женечку: смотрела, чтобы не уполз – не убежал и вовремя кормила, как мама велела: когда сама захочет поесть.
