Я резко вздрогнул и проснулся, сев на кровать. Со спины стекал холодный пот, руки и ноги слегка тряслись от холода. Отопления еще не было, и в квартире было достаточно прохладно, я спал в тонкой полосатой пижаме, укрывшись двумя одеялами с головой, но сейчас они лежали на полу в ногах. Мне приснился ночной кошмар, что именно – не помню.
Какое-то время я просидел на кровати, протирая глаза руками и пытаясь собраться с силами, чтобы встать. Часы в комнате показывали полпятого. Я встал, поднял холодные одеяла с пола на кровать и медленно пошел на кухню. Щелкнув газовой горелкой на плите, поставил старый советский чайник со свистулькой и отошел к окну. Я никак не мог согреться, и вся надежда была на горячий чай.
Ночные кошмары мне снились довольно часто, но я почти никогда не помнил их, и, может быть это, и к лучшему. За окном была весьма унылая погода, последние несколько дней шли мелкие осенние дожди с небольшими остановками, и асфальт был покрыт маленькими лужами, в которых отражался свет фонарей. Двор был абсолютно пустой, ни людей, ни машин, в окнах напротив нигде не горел свет, все спали.
За спиной раздался свист чайника, вода закипела. Достав свою любимую кружку, в которой чай получался особенно вкусным, я налил кипяток до краев, бросил три кубика сахара и опустил чайный пакетик. Вернувшись к окну, я продолжил смотреть в одну точку, методично опуская и поднимая пакетик в кружке.
Я всегда любил чай, это началось с детства, которое прошло в детском доме №117. Как я там оказался, я не помню, родителей своих я не знал, да и желания найти их до своих тридцати лет у меня так и не возникло. Я всегда просыпался раньше всех, ранним утром и любил гулять по темным коридорам, разглядывая наши рисунки, которые висели на стенах, фотографии нянечек и вырезки из газет. Сознательные воспоминая у меня сохранились лет с пяти. Спальни находились на втором этаже, воспитанников было немного, около двадцати детей разного возраста. Когда мне надоедало гулять по этажу, я спускался вниз и, пройдя мимо учебных классов и игровой зоны, заходил в столовую. Это было единственное место в столь ранний час, где горел свет и кипела жизнь. Две поварихи, Татьяна Ивановна и Роза Алексеевна, уже вовсю кашеварили, готовя завтрак на всех нас. Первое время они пугались, видя меня по утрам, но потом привыкли. Тетя Таня заботливо оставляла для меня на крайнем столике граненый стакан с чаем, кусочек сахара и два кусочка хлеба. Как же это было вкусно, лучшее лакомство, лучшее воспоминание тех лет.
Вспоминая это, я непроизвольно улыбнулся, после чего вынул пакетик из кружки и выбросил его в мусорное ведро. Горячий чай помог мне согреться, и чувство непонятной тревоги начало медленно отступать. Сколько я простоял так, не помню, не помню, и как оказался в кровати и снова уснул.
Проснулся я от того, что солнечные лучи били по моим глазам, часы показывали одиннадцать, а голова сильно болела. У меня было такое и раньше, и означало это только одно – переспал. Раскачавшись, я потопал в ванную, шоркая ногами в тапочках по полу. Квартира, которая досталась мне от государства как детдомовцу, была в ужасном состоянии – однушка на последнем этаже пятиэтажки шестидесятых годов прошлого века, без какого-либо ремонта, с минимальным набором необходимого, а именно: старый холодильник, газовая плита с неработающей духовкой и сервант в комнате. Я, конечно же, обжил ее за все эти годы, купил телевизор, поменял унитаз с ванной, а моим главным приобретением стала шикарная широченная кровать с ортопедическим матрасом. Что касается косметического ремонта, то, увы, до него я так и не добрался. Пол вышаркался, скрипел и ходил ходуном, желтоватые обои выцвели и в некоторых местах отваливались, маленькая плитка на стенах в ванной покрылась грибком. Все это вызывало отвращение, учитывая тот факт, что я пообещал себе сделать ремонт еще в день заезда сюда, но так до него и не добрался.
Умывшись, я открыл сервант и среди аккуратных стопочек одежды выбрал наряд сегодняшнего дня. Пока доставал футболку, уронил на пол всю соседнюю стопку, отчего рефлекторно одернул руку. В детском доме у нас было две нянечки, которые отвечали за всех нас. Альфия Динаровна, она же Альфия Демоновна, она же Альфия Дьяволовна, как только я мысленно ни коверкал ее имя. Крайне неприятная внешне тетка лет шестидесяти, явно недовольная своей жизнью, которая считала, что срывать неудовлетворенность от своих нереализованных жизненных амбиций на беспомощных детях – это абсолютно нормально, и Людмила Игоревна – полная противоположность Демоновны. Молодая, симпатичная, добрая девушка лет двадцати пяти, маленькая, худенькая с ярко-рыжими волосами, собранными в пучок на макушке, с ангельски приятным голосом. Она, как и все мы, недолюбливала свою начальницу, не разделяя ее методов воспитания, но ничего поделать с этим не могла. Так уж случилось, что воспитанников моего возраста не было, все дети оказались либо сильно младше меня, либо намного старше. Как следствие, друзей у меня не было. С одними мне в мои пять-шесть было уже скучно, а интересов ребят старше десяти я не разделял, что было крайне взаимно.
