1. Часть 1 Глава 1
Я безнадёжно опоздала. Последний автобус ушёл пару часов назад. В темноте пустынной улицы стук каблуков отдавался гулким эхом. И зачем было цеплять на каблуки ботильонов металлические набойки? Сейчас я, как никогда, подходила на роль идеальной жертвы: белокурая, хрупкая девушка в коротком бежевом пальто, узкой юбке, своей длиной слегка прикрывающей колени, обтянутые ажурными колготками и с крохотной сумочкой на цепочке, беспомощно болтающейся в судорожно сжатых пальцах.
Откинув длинную чёлку, я поцарапала лоб обломанным пару часов назад ногтем. Выхватив антисептическую салфетку, обработала повреждённую кожу и испуганно развернулась. Может, это лишь игра моего воображения, но я была уверенна, что только что кто-то был рядом со мной, и стоило мне обернуться... На ладонях выступила испарина, и противный липкий страх прокатился по позвоночнику. Пытаясь не поддаваться панике, я мысленно твердила, что это невозможно, что наш захолустный городок слишком далёк от имперской столицы, а значит, здесь не может быть... Едва различимая во тьме тень скользнула на границе видимости. Теперь я знала, что не ошиблась, и жить мне осталось считанные мгновения. Как-то сразу в груди развернулась пружина, не дающая мне дышать. Зачем бояться, когда уже поздно, и нельзя ничего изменить?
Я всё время торопилась, пыталась произвести впечатление на тех, кого презирала, берегла безупречную репутацию, откладывала на завтра... Всё откладывала. Так и не решилась купить настоящие атласные простыни, записаться на курсы йоги, подать заявку на репродукцию и высказать всё Жанне, подруге, которая увела моего парня. Так часто я заглядывала в витрины магазинов, в ожидании скидок, водила пальцами по рекламным проспектам туристических фирм, не решаясь купить желанный тур, даже колготки покупала на распродажах из тех, что остались в продаже.
Вдруг пришло обидное понимание, что всё, что я накопила, достанется сводной сестре, которая откровенно меня недолюбливает. Да, что уж там, ненавидит меня эта девица, за то, что бабушка мне квартиру отписала, а ей - лишь книгу собственного сочинения, по этике. Понять-то сестрицу можно, я бы, может, тоже... Хотя, вот тут пометочку стоит поставить – Кариса, о есть я, не умеет ненавидеть. Вообще. Даже, когда меня собака в заповеднике покусала, или когда гопники отняли сумочку с зарплатой и отпускными вместе с надеждой на отдых на море, или когда сосед сверху залил кипятком, и, даже... Короче, не умею я ощущать это конкретное чувство. Может, потому всегда стараюсь быть хорошей, удобной, как домашние тапочки. Столько поводов было, а я всё малодушно прощала, отпускала, искала и, что удивительно, находила оправдания каждой несправедливости, происходящей в моей короткой жизни. Откуда во мне эта смиренность я не знала, просто воспринимала, как данность, и никакие тренинги не вытянули из меня даже зачаток такой нужной мне здоровой злости и болезненной ненависти. Вдруг здесь, прямо посреди раскрошенного асфальта неосвещённой улицы, между серых домов с безразлично взирающими на меня окнами, я больше всего пожалела о том, что никогда по-настоящему не испытывала этих эмоций. И даже сейчас, когда моё тело будет растерзано в кровавые клочья, и душа будет запрятана в камень, я не могу заставить себя ненавидеть виновного в моей смерти.
Отбросив бесполезную сумочку, я стянула с себя пальто, расстегнула жемчужную пуговицу на белоснежной рубашке, которая душила меня весь день и вынула из волос шпильки, выпуская медовую волну из плена тугого пучка. Стало легче. Почему я не сделала этого раньше? Губы сами растянулись в улыбке. Стоило встретить смерть, чтобы перед самой гранью ощутить свободу. Удивительно, как много может вместиться в несколько минут: сожаления, обиды, прозрение, смирение.
Дорогое пальто лежало в грязи, содержимое сумки рассыпалось, расколовшийся флакон духов наполнил любимым ароматом безвкусный воздух. Запрокинув голову, я впервые за долгое время увидела небо. Тёмное с яркими прорезями звёзд, с пеной млечного пути, разделившей его пополам и тёплой желтоватой выпуклой луной. Хорошая ночь. Прохладный воздух забрался под тонкую ткань одежды, пригладил освобождённые волосы, ласково пробежался по коже, заставив крохотные волоски приподняться.
- Я готова,- прошептала в настороженную тишину и услышала тихий вздох.
Пространство содрогнулось.
Я не была готова.
Осознание, что я должна была побороться, пришло с крошащей все мысли волной боли. Тело изогнулось. Кости хрустели, разлетаясь осколками. Нервы рвались, словно струны, с сухими хлопками. Мышцы скручивало и растягивало. Горло, разорванное животным криком, заливало кровью. Моей кровью, смешанной с пеной, толчками выплёскивающейся из разодранных рёбрами лёгких. Я плавилась в агонии, ей не было конца, и я уже не помнила начала. Казалось, что боль бесконечна и безгранична. Она вытеснила все остальные ощущения, и, когда неожиданно она отступила, я оглохла от тишины, в одну и ту же секунду одновременно и замёрзла, и раскалилась добела, потерявшись в темноте.
***
Вокруг был только свет в абсолютно белом пространстве. Закрыть глаза не удавалось. Отчего-то я совершенно не удивилась, не ощутив собственного тела. По всем законам логики это должно было меня напугать, но не вызвало ни единого отклика в душе. Душа... Наверное, я в камне. В белом мерцающем камне.