Прошло несколько недель с тех пор, как Инквизиция разбила лагерь на Штормовом Берегу. После пышных полей Внутренних земель это место казалось Лавеллан землёй, оставленной Создателем и богами, во власти воды. Впервые за долгое время Лавеллан испытала чувство холодного одиночества, которое вновь проникло в её сознание вместо крепкого сна. Она ворочалась в постели, и мысли о её положении, долге перед чужим народом и пугающих чувствах к Соласу не давали ей покоя.
Лавеллан наблюдала за угасающим огоньком в жаровне, натянув тонкое одеяло до самого носа. Ее окружала тяжелая темнота, дождь барабанил по ткани палатки, а сквозняки посвистывали во мраке. Где-то вдалеке гулким раскатом по земле прокатился гром, и Лавеллан, не дожидаясь, когда последний источник света в палатке окончательно потухнет, закрыла глаза.
Ей нравились теплые вечера, когда, после выполненных заданий, все, уставшие и измотанные, собирались у костра. Наступал момент, когда мысли о долге, обещаниях и планах сменялись беззаботной суетой. Варрик подтрунивал над Кассандрой, а она так мило подбирала слова и путалась в них. Солас обычно держался в стороне: прислонившись к палатке и прикрыв глаза, делал вид, что ему больше по нраву тепло от далекой жаровни, чем дружеский обмен историями у костра. Однако в эти минуты он находился не настолько далеко, чтобы не слышать милых перебранок старых друзей. Как-то Лавеллан заметила его быструю улыбку и моментальное самообладание, которым он ее подавил. В тот момент ей казалось, что она случайно стала свидетелем большой тайны, известной только им двоим.
За время, проведенное с Соласом, она привыкла к его отстраненности во время вылазок и после них. В этом было что-то притягательное для нее, что-то, что вызывало больше вопросов, чем ответов. Но ее любопытство чаще всего оставалось с ней. Ей не хотелось докучать там, где, возможно, ее не ждут. Тем более, на ее губах еще не остыл их поцелуй в Тени, а в памяти сохранялись последующие сожаления Соласа. Это был момент, который она вспоминала с теплым чувством желания большего, но горькое послевкусие мешало ей сполна отдаться этим воспоминаниям.
У нее не было большого опыта в отношениях и не у кого было спросить совета, поэтому ей было непросто разобраться в том, что случилось между ними. Она оказалась одна, на чужой земле, с непрошенной меткой, въевшейся под кожу, без своего клана и внутри чужой веры. От нее зависела судьба континента, но как она могла справиться с этой задачей, если не могла разобраться в собственных чувствах? Одно Лавеллан знала наверняка: ей было хорошо рядом с ним, и это осталось неизменным даже после всего, что он сказал в ротонде.
Ей нравилось видеть Соласа за работой в Скайхолде, и поэтому она часто выбирала путь к башне через его кабинет. Ей нравился запах штукатурки и краски, который слегка щекотал нос. Однажды в ее мыслях промелькнул вопрос: остается ли этот запах на его одежде после окончания новой фрески? Она тут же смутилась до кончиков ушей.
Её размышления привели к тому, что отчасти она винила себя за тот поцелуй, но не могла не признать, что ему это однозначно понравилось. Несмотря на это, Лавеллан решила больше не совершать пылких и безрассудных поступков, как тогда, в Тени. Она боялась оттолкнуть его, и если он решит больше не переходить черту, то это точно не будет связано с ее напористостью.
Лавеллан не нравилось следовать этому решению, и она тайно надеялась на проявление тепла с его стороны. Ей нужно было чувствовать взаимность. Поэтому вылазка на Штормовой Берег показалась ей хорошей идеей. Что могло пойти не так, когда единственный шанс спрятаться от непогоды и побыть наедине – это забраться в теплую палатку и говорить до самого утра без лишних ушей? Идеальный романтический план. Влажная одежда, усталый взгляд, уют мерцающего огня…
На деле же ледяной дождь не прекращался ни днем, ни ночью, острые капли жгли кожу, а броню пробивали ледяные порывы ветра. Разговоры в такой обстановке были невозможны. После длительных вылазок каждый расходился по своим палаткам, пытаясь справиться с холодом, въевшимся в кожу, и мокрой одеждой, которая иногда не высыхала за ночь из-за влажности. Ничего романтичного и ничто не предвещало сближения между ними. Лавеллан довольно быстро поняла, что Штормовой Берег – жестокая земля, наполненная одиночеством и болью, и именно поэтому это место оказалось таким притягательным для групп разбойников и наемников.
Здесь ни у кого не возникало желания собираться у костра. По вечерам каждый был способен на пару-тройку фраз, не больше. В момент, когда после долгого пути все забирались под навес, чтобы перевести дух, Лавеллан поглядывала на Соласа, пытаясь уловить его настроение, но приручить высокого дракона было проще, чем понять, о чем он думает. Он здоровался, делился соображениями о находках во время вылазок, а потом прощался. Ей этого было мало. Катастрофически мало. Чувство отдаления становилось все отчетливее и громче с каждым днем, как усиливался стук дождя по кожаной ткани шатра.
Лавеллан не смогла найти предлог, чтобы остаться с ним наедине больше трех минут в первые дни, и не смогла найти его этим вечером. Впрочем, Солас тоже не делал никаких шагов для сближения, да и зачем ему это делать? Он ясно дал понять, что поцелуй был ошибкой и не должен повториться. Тогда почему мысли о нем так настойчиво преследовали ее, особенно в снах?
