Стёпа Мурашкин проснулся, покрутил головой по сторонам. В голове затрещало.
– У-у-у, – неизвестно кому пожаловался Стёпа. На душе было скверно и тяжело. Стёпа заставил себя сесть на кровати, и стал исследовать стол. На столе обнаружилась тарелка с объедками, засохшая горбушка «бородинского», пустая бутылка из-под водки и пепельница, полная окурков, причём сверху лежали газетные чинарики.
– Опять махру курил. – поморщившись, подумал Мурашкин. – А ведь слово давал никогда не курить эту дрянь! А где вторая бутылка? – с этими словами Стёпа встал и заходил по комнате. Подойдя к окну, Стёпа открыл форточку, потом подумал и открыл окно. Бутылки нигде не было видно. Тогда Стёпа открыл шкаф. Внизу под пиджаком и зимней курткой стояли пустые бутылки. Стёпа шкаф закрыл.
– Я точно помню, что вчера брал две. Одна на столе, а где вторая?
Постояв, и мучительно соображая, Стёпа лег на пол и заглянул под кровать. Под кроватью было темно и пыльно, но бутылки не было. Степан при помощи стула поднялся, стукнул себя по лбу и, пошатываясь, побрёл в прихожую.
– Вчера шел дождь, я был в плаще. У меня феноменальная память! – с гордостью сказал Стёпа и проверил у плаща карманы. – Нету, а где тогда? Я был один или нет? – неуверенно сам у себя спросил Мурашкин. – На столе один стакан, значит – был один. Логично? Логично! Куда я мог её спрятать? Может на кухне? Точно! Надо идти!
Стёпа поискал домашнюю рубашку и тренировочные штаны с двумя лампасами. «Генеральские», – гордо называл их Мурашкин. Одежда висела на спинке стула. Поскольку носки Стёпа не снимал, оделся он довольно быстро. Он, конечно, мог и в трусах сбегать на кухню, но очень боялся встретить там соседку – Галину Валериановну Профурсетскую. Дружбы с ней Степан не водил, скорее наоборот. Когда-то давно, ещё до Стёпиной женитьбы, Профурсетская поймала Стёпу в коридоре, прижала своей богатырской грудью к стене и, запустив руку в его трусы, жарко задышала в лицо:
– Пойдём ко мне, ты обо всём забудешь.
Мурашкина такая перспектива как-то не очень обрадовала. Он с трудом выдернул из своих трусов руку Галины Валериановны, ловко поднырнул под другую руку, и убежал к себе в комнату. После этого Профурсетская, глядя на Стёпу, всегда презрительно поджимала губы.
По дороге на кухню, Степан зашел в туалет, затем в ванную – помыть руки. В зеркале Стёпа увидел своё отражение и не узнал.
Кухня была пуста. На Стёпином столике гордо стояла бутылка водки. Стоящий рядом с бутылкой чайник выглядел инородно. Тем не менее, Степа налил в чайник воды и поставил на место. Оглядев кухню, Степан направился к холодильнику, открыл дверцу и внимательно изучил свою полку. Полка была практически пуста, только в углу стояла коробка, на которой было написано «Яйцо диетическое второй категории, десять штук». Стёпа открыл коробку. В ней сиротливо в угловой ячейке сидело яйцо.
– Поправлюсь и пойду в магазин! – решил Мурашкин.
– На какие шиши? – вступил с ним в полемику внутренний голос.
– Бутылки сдам! – ответил Степан.
Стёпа часто разговаривал сам с собой – больше было не с кем. Жена ушла два года назад, не выдержав Стёпиного пьянства. Забрала свои вещи, посуду и ушла, оставила Стёпе одну простынь, подушку, одеяло и транзистор «Альпинист», который им на свадьбу подарили Стёпины друзья.
Долгожданное тепло заполнило организм. Степа улыбаясь, подошел к подоконнику и включил транзистор. Приёмник захрипел и начал что-то бессвязно бубнить. Стёпа покрутил ручку настройки. Пропустив симфоническую музыку, Мурашкин остановился на эстрадной волне. Какой-то мужик душевно пел про лебедей. Довольный Стёпа налил себе полстакана, отщипнул от горбушки, выпил, занюхал и тут радио заговорило…
– Ну что, Степан, полегчало? – спросило радио.
– Да, – не сразу ответил Степан.
– И не надоела тебе такая жизнь? Тебя уже с пятой работы выгоняют. Скоро вообще без работы останешься. На что жить будешь?
– Ты кто такой?
– Душа я твоя, Стёпа. Вот ты пьёшь, а я болею. Почти каждое утро страдаю. А помнишь раньше? Ты просыпался, улыбался новому дню, а сейчас…
– Что сейчас?
– Сейчас не улыбаешься. У тебя одна забота – опохмелиться.
– Это что же? Я до чёртиков допился что ли? Как это я с душой разговариваю?
– Допился, конечно, но не до чертиков – радио твоё на мою волну случайно настроилось, вот и разговариваем.
– Это что же, каждый так может?
– В принципе, каждый. Только душевную волну найти трудно, а удержать ещё труднее.
– Погоди, мы с тобой на УКВ разговариваем. Что и другие нас слушать могут?
– Могут, но только меня, а потом я часто перехожу на другую волну – это зависит от твоего состояния. Так что, если я пропаду, значит, перебралась на другую волну. Ну так, что с пьянством делать будем, Стёпа?
– Будем продолжать, естественно, – улыбнулся Степан, и налил полстакана. Снова отщипнул от горбушки и выпил.
– Чего молчишь? – прожевывая хлеб, спросил Степан.
