По традиции, хочу выразить благодарность всем моим друзьям, которые продолжают поддерживать меня. Отдельно хотелось бы выделить Викторию Малышеву и Екатерину Бажинову, которые помогали со смысловым наполнением, Юлию Барякшеву, первую читательницу и художника, нарисовавшего обложку, а также Анастасию Холодову, Наташу, Антона и мою сестру, чьи моральная поддержка и готовность выслушать поток «творческих идей» давали мне силы писать дальше.
Мои «постоянные читатели» уже поняли, что любовные романы это совсем не мой привычный жанр, однако пару раз я уже делала попытки пробраться в эту нишу. Получилось, как получилось – и пусть всё пошло не по плану, мне нравится эта история.
От души надеюсь, что она понравится и вам. Приятного чтения!
Мир твоему праху, дорогая матушка.
Ты умерла всего несколько часов назад, и прямо сейчас я мчуть в Ласс, чтобы увидеть то, что осталось от твоего тела. Моя Кэтти считает, что это письмо поможет мне успокоиться, хотя мне кажется, что я и так спокоен, собран и готов действовать. Помнишь Кэтти, мама? Я рассказывал тебе о ней несколько раз. Ты ещё швырнула в меня бокал с бренди, залила ковёр и кричала, что свернёшь мне шею, если я не выкину из головы идею жениться на ней. Прямо сейчас она едет со мной в карете и держит меня за руку. Я правда люблю её, мама. И буду любить, пусть ты и возненавидела бы меня за это.
Слуга сказал, что ты не успела выйти, потому что выбрасывала из окна расчётные книги. Надеюсь, это ложь. Даже ты не могла сгореть из-за этого. Нелепо! Мама, ты же понимаешь, что твоя жизнь стоила гораздо больше этих бумажек, правда? Ведь правда?
А я говорил тебе, чтобы ты снесла наш дом в Лассе! Там сгорели бабушка и дедушка, сгорели твои старшие братья, а теперь сгорела и ты. Это место проклято! Я прикажу сравнять его с землёй и прочитать очищающие молитвы. Целых два пожара!
На самом деле я не верю, что ты по-настоящему умерла. Ты же Железная Шарлотт, баронесса Рочестер, самая влиятельная женщина Юга. Тебе под силу отсроить прииск, проложить железную дорогу и подмять под себя биржу. Ты деришь чертверть мира в своём кулаке – мне кажется, что ты вполне можешь вернуться к жизни, если я неправильно распределю бюджет.
Наверное, ты бы не хотела этого знать, но папа поёт от радости. Ну, и проклинает тебя. Вы и в самом деле ненавидели друг друга, да? «Худшая сделка в твоей жизни», «лучшим мужчиной для тебя был бренди» … Никогда не понимал, зачем ты вообще решила заключить этот брак, если ты отослала папу после моего зачатия и постоянно попрекала его суммой, в которую он тебе обошёлся. Ты и правда не видела его до свадьбы и выбрала по родословной, как собаку? Это неправильно, даже если ты уже была баронессой и занималась делами поважнее.
Тебе было три, когда твоя семья сгорела, мам. Шестнадцать, когда ты впервые заявила о себе, как о баронессе и хозяйке Рочестера. Девятнадцать, когда ты вышла замуж. Двадцать, когда родила меня.
Мне двадцать девять, но я не готов, мам. Я не могу стать новым бароном. Не могу… ну правда, я не могу занять твоё место. Ты потратила пятнадцать лет на то, чтобы научить меня вести дела, но ты же знаешь, что я не справлюсь. Ты сама говорила мне, что мои сметы отвратительны, а моими предложениями можно топить печь. Что я это худшее, что случалось с Рочестерами, пусть ты и не помнила никого из своей семьи. Что дворецкий и горничная, которые вырастили тебя, отхлестали бы меня линейкой за неумение складывать цифры. Что мне нельзя доверить даже управление слугами, не то, что прииск, и что…
Кстати, папа уже пригалил на похороны своего брата. Графа Хайдеггера, я имею в виду. Того, который Сумасбродный Хайдеггер, «старый хрыч», и в чей портрет ты метала ножи. Не знаю, как он отреагировал. Ты бы как отреагировала на его смерть?
Я думаю, он лучше всех относился к тебе. В смысле, он был единственным, кто видел в тебе человека, а не приложение к твоим любимым Кливденским яблоням. Я знаю, что вы ненавидели друг друга, и враждовали с того момента, как Грегори Хайдеггар занял место предыдущего графа на собраниях, а ты с неуважением отнеслась к болезни его отца. Папа говорил, что вы даже дрались по молодости, пока его брат не сломал спину. Я даже верю, если честно, но всё равно удивляюсь. Ты правда дралась с ним? С твоим здоровьем, когда ты заболевала от дуновения ветерка? Я понимаю, что тебе всегда было плевать, и ты работала, пока не начинала харкать кровью, но драки? А как же швыряние бокалов, крики и оскорбления?
В любом случае, я рад, что он будет там. Правда рад, мам. Вы обменивались записками с оскорблениями нескольо раз за день – наверное, ты бы тоже хотела проводить его в последний путь.
Брайан сказал, что позаботиться о тебе и твоём теле сам, и что три дня до упокоения ты проведёшь в его храме. Это же тот самый храм Всеединого, который ты и построила, да? Я не очень следил за жизнью Святого, если честно. Он всегда называл тебя «бабушка баронесса»? Вы правда были настолько близки? Ты действительно подобрала его у дороги и вырастила, как родного? Мам, ты ведь любила его гораздо больше, чем меня?
