Провинциальное
Здесь дело близится к зиме
и ветви клонятся к земле, –
здесь мокрый снег,
здесь чай – горяч,
и жизнь – вполне.
Здесь в липкой глине чахнет сад.
Небесный склон в ночи звездат.
Ты просто жив. И воздух свеж:
здесь снегопад.
Как символ веры на стене
синеет купол на спине.
И то, что было –
всё исчезло в тишине.
Народ не зол, не суетлив,
здесь в поле – хлеб,
но воля – миф.
А жест,
и помысел,
и взгляд –
императив.
Здесь сон глубок.
Багрян закат.
Надежды – чуть (о том молчат).
Хватило б дров, и будь что будет:
снегопад;
и дело близится к зиме,
змеит поземка по стерне.
… и тот, который всех спасёт,
придёт к весне.
Стужа (дворницкое)
Н.В.
Ни людей, ни машин. Холод.
Запятые чертит лом. Город.
Фонари во дворе – штатно.
Гололёд на тропе – ах/куратно.
Раз тревожит изнутри – голод.
Нем – молчи. Ищи себя – повод.
За душой пятьдесят. Кратно.
Солнце есть, да на нём – пятна.
Табурет
Ранним утром, жарким летом
солнце плавилось в рассвет.
Шёл по улице мужчина,
нёс из дерева предмет.
Не верстак, не Буратино,
не столярный инструмент, –
самодельный из берёзы
белой краски табурет.
Не сказать что б гладко выбрит
и по-летнему одет;
шёл куда-то мерным шагом
не блондин и не брюнет.
Где-то делали ребёнка.
Где-то жарили омлет.
Шёл по улице мужчина,
с виду – полных сорок лет.
Не Эль Греко, не Сенека,
не варяг, не печенег, –
так, мужчина как мужчина,
современный, имярек.
За углом бухтела стройка,
чах в аллеях бересклет…
Людям было безразлично
много зим и много лет.
Нет в истории морали,
да и смысла тоже нет.
Всё, что было у мужчины, –
самодельный табурет.
Белое
Была среда. Дай памяти … Шестое?
Был воздух свеж. Был город нежно бел.
Исчезли люди. Под фонарным строем
снежинок рой кометами летел.
Очерчен чётко светопирамидой,
вне суеты, вне повседневных дел,
под снегопадом, вечером шестого,
стоял прохожий – на часы глядел.
Скрестились тени – стрелки часовые.
Кончалась осень. Вечерело. Снег блестел.
Она возникла из белёсой энтропии
и вместо: – «Здравствуй!» – прошептала:
– «Поседел…»
Тростники
Река
Мальчик сидит у реки. Хрупок. Невинен. Слаб.
Солнце плывёт в зенит. Солнце – зеркальный карп.
Карп шевелит траву. Тихо шуршит тростник.
Мальчик срезает стебель и пробует на язык.
Выдох сменяет вдох, выдох рождает звук.
Звук оживил свирель. Свирель в колыбели рук.
Солнце нырнёт в закат (гладит свирель рука).
Лунный нисходит бык в ночь серебрить рога.
Мальчик един с рекой: хрупок, невинен, слаб.
Лодку несёт река.
В лодке недвижим враг.
Тростник
Шуми, тростник, над вечною рекой.
В небесной тверди трепетной струной
Звени, тростник, и внемли небесам.
Шуми и пой. К пологим берегам
Сойдут с холмов к реке на водопой
Пугливый зверь, стада, народ степной.
Ты будешь брошен к варварским кострам…
Доверь себя мальчишеским рукам,
Чтоб воплотиться в музыке.
Весной.
Когда холмы насытятся водой.
Свирель
Настало время уходить, веслом толкнув причал.
В речной долине скорбный зов свирелью прозвучал.
И ветер стих, и свет померк, ты снова юн и слаб,
Как в детстве: отмель, тростники, река, зеркальный карп.
Тебе напомнит лунный свет, что время истекло,
Судьба твоя – вода в реке, уплывшее весло.
И проплывут перед тобой сквозь утренний туман
Холмы, где жили степняки, отсыпанный курган,
Застынет вдох, померкнет свет, подкатит к горлу ком,
Ты станешь звёздами, рекой, свирелью…
Тростником.
Месть
Даже если человек мал,
всё одно – человек жив.
Даже если вороньё: «кар»,
всё равно воробьи: «чив».
Тополь чёрный во тьме гол.
Под бушлатом душа в дрожь.
Даже если как зверь зол –
Человече! Не тронь нож!
Человек человеку
Оглянулся – увидел свет.
Голос сверху: «Из праха в прах.
Веришь – ниц!» От прошедших лет
каждый третий – рандоль. В губах
зазмеился немой укор:
«Боже? Правый?» Но, тут же сник –
по ковру из замёрзших трав
словно с неба сошёл старик.
И повёл сквозь метели – вдаль.
В те края где святой Макар
ни людей, ни зверей, ни птиц,
герефордов-телят гонял.
В руки нож – говорит: «Давай!
Не до слов. Самый час вершить.
Пусть решает лихая сталь,
кто из грешных достоин жить?
Выпад в печень – изыдет зло.
Отомщеньем простишь меня».
«Не могу», – просипел сквозь вдо…
Опустилась перо-рука…
По чернеющим бликам глаз
серебрила мороз луна.
Человек человеку – кто?
Коли чашу испил до дна…
Сон
/ …по утрам одев трусы, не забудьте про часы/ А. Вознесенский
Человек ложиться спать. Челове…
кумир – кровать.
Человеку снится сон
огород и патиссон –
геликоптер для принцесс.
Запускается процесс
погружения в мечты.
Человек с собой на ты.
Человек помыт и наг,
человек почти что маг.
Сном дневные злоключенья трансформирует в пустяк.
Ничего не обещая,
превращая,
упрощая,
всё, чем дышится в напряг.
В огороде – бузина,
спит красавица жена,
на Аляске нет пингвинов,
жутко чешется спина.
Человек ложиться спать –
ужин,
шлёпанцы,
кровать.
Стул
Вот стул.
Согнувшись многомудро,
в углу, под грузом барахла,
молчит.
В окно синеет утро;
морозца первого игла
звенит в восточном направленье.
Воскресный чистый небосклон
рассветным солнцем чертит тени,
Старинный стул – индийский слон.
