Я бегу, чтобы сказать ему, что согласна быть с ним, даже если он скоро умрёт. Но разве так начинают историю? Или может я должна начать рассказ с одного холодного ноябрьского утра, когда первый снег падал на землю и превращался в лужи? Хотя нет, там ведь был гололёд. Наверное, я должна рассказать про циркуль. Но, так тоже будет не понятно. Ладно, я начну с того, что произошло пару месяцев назад.
Заканчивалось лето. Солнце палило весь день и только-только скрылось за горизонтом, отпуская наш город из липких лап. На смену жаре пришёл прохладный ветер и свежесть от вечернего полива.
Жители спешили вернуться домой и переполненная магистраль, как артерия, соединявшая все части нашего города, медленно пропускала через себя сотни и сотни тысяч людей. Всех кроме меня, ведь я всё еще наводила порядок в архитектурном бюро, собирая чертежи и прибираясь на столах.
Чуть больше года я трудилась ассистентом известного архитектора Бориса Когана. Можно сказать, что он наставлял меня с подросткового возраста, отправил на учебу в архитектурный, а потом взял на работу. Пока что в мои обязанности не входило ничего серьезного, кроме исполнения поручений, от мелких бессмысленных приказов до редких чертежей в AutoCAD.
Но, я была счастлива, ведь большие достижения состоят из маленьких шагов, верно? К тому же, моё упорство всегда приводило меня к цели: сначала учёба в институте, теперь бюро, а дальше карьера великого архитектора, такого, как Борис. Он был гениален, и я считала за честь учиться у него и выполнять даже самые мелкие поручения.
Поэтому, я с удовольствием расставляла по местам инструменты, сортировала документы, бегала в типографию, варила кофе, архивировала протоколы встреч и совсем без энтузиазма собирала грязные кружки в конце дня.
На самом деле, в бюро каждый сам убирал за собой кружки, но, один из наших сотрудников, Адам, словно специально не допивал кофе, и расставлял грязную посуду по всему офису. Как-то так завелось, что их начала убирать я, а он, словно только этого и ждал.
Стоило мне сделать что-то ему не по нраву, как кружек становилось больше. Вредность Адама я воспринимала как своего рода обряд посвящения. Когда-то, он сам трудился на должности ассистента, пока спустя пару лет, его не повысили.
Я всё ждала момента, когда и мне доверят настоящее задание. И вот, в тот самый августовский вечер, этот день наконец настал.
Фары от машин проносились линиями света по тёмной студии, когда я собиралась домой и в бюро послышались шаги:
– Анна, ты здесь? – раздался голос Бориса.
– Да, – испугалась я, – уже заканчиваю и собираюсь.
– Хорошо. Мы поедем в центр, у нас новый клиент, я хочу, чтобы ты помогала мне с этим проектом, возьмешь всё на себя, а я буду курировать. Можешь считать это мини-повышением, – сказал он и облокотился на соседний стол. – Год прошел, верно?
– Правда? Борис, – с восторгом запищала я и почти кинулась к нему на шею, но он жестом остановил меня. – Не могу поверить.
–Поверь, малышка. Собирайся и выходим. Брось эту чашку, пусть Адам сам её завтра помоет.
Я выключила последнюю лампу, и начальник пропустил меня вперед, к лифту. Уже давно я не испытывала дискомфорта, оставаясь рядом с ним наедине. Мы познакомились, когда мне было шестнадцать лет.
Дом моей матери находился среди лесов, кристально-чистого воздуха и возмутительного отдаления от центра города. Чтобы вовремя попасть на учебу, мне приходилось вставать слишком рано, в надежде поймать попутку или дойти до магистрали пешком, чтобы сесть на автобус.
В середине девятого класса, у поворота к моему дому, остановился Борис и с тех пор, почти каждый день, он подвозил меня до школы. Его маленький двухдверный джип забирал меня ровно в семь, на повороте. Мужчина с длинными седеющими волосами, молча вёз меня мимо спящего города, за символическую плату, меньше стоимости моего обеда в столовой.
В его машине всегда пахло парфюмом и корицей, на заднем сидении были разбросаны тубусы с чертежами, а в динамиках не умолкая пел Фрэнк Синатра.
Первый раз мы заговорили, когда я везла огромные листы А3 с чертежами по черчению. Борис поинтересовался, нравится ли мне предмет, поспрашивал про то, как фигура будет выглядеть в разрезе и с другого ракурса. Я отвечала, а он кивал и потом мы снова ехали в тишине. Тогда мне было неловко в его присутствии.
На следующий день, он привез мне книгу по академическому рисунку, потом этюдник и папку для бумаги. Мы стали чаще говорить и, к концу учебного года, я уже решила, что пойду на архитектурный.
Мама была рада за меня, но в целом, как и всегда, больше «отсутствовала». «Да, дорогая! Это прекрасно, дорогая!», и её грустный взгляд снова говорил, что мысль унесла её прочь. Бедная мамочка.
Потом, Борис пригласил меня на экскурсию в свою контору, позже, договорился с мамой и отправил меня на подготовительные курсы в художественную школу. Мы редко говорили о пустяках, всегда либо архитектура, либо жизненный урок: «Мир людей не совершенен, Анна, архитектора должны и могут сделать его совершеннее». И, никаких эмоций, в этом весь Борис.
