Утро обычного субботнего летнего дня ничем примечательным быть не обещало. Всю рабочую неделю было жарко. Жара накапливались, наступила долгожданная суббота, а дождя как не было, так и нет. Окна с ночи во многих квартирах были открыты, но легче от этого не становилось. Прогрелось все: асфальт, кроны тополей, крыши домов, и даже сквер, заросший поникшей от жары сиренью, прохладу не дарил.
Разбудил меня звук подъезжающей машины. Старой машины. Грузовой. Третий этаж над магазином не лучшее место для проживания (при открытых-то окнах). Чем-то они там брякали, чего-то там разворачивали, перебранивались, что-то куда-то ставили, потом услышал, как один другому скомандовал тянуть шланг к магазину. Еще не до конца проснувшись, ласково вспомнилось детство и такие же звуки, частенько будившие дом и в выходные дни. Сон уже миновал точку возврата. Приходилось вставать. За окном все еще продолжалась неведомая мне жизнедеятельность. Слышно было, как завелся двигатель грузовика, по звуку – старый ЗИЛок. С трудом переключилась с характерным лязгом передача, двигатель стал набирать обороты, затем на второй он тронулся. Подошел к окну. Глянул. Действительно пятьдесят третий. Бортовой допотопный кузов. Удивился: «Ездят ведь еще… и не подумал бы». Высунув голову из окна, увидел внизу стоявшую квасную бочку. Видно, ее-то он и прикатил. Пошел в ванную. Сполоснул теплой, прогретой в кране водой лицо и принялся чистить зубы. Просыпался мозг. Неохотно. По-субботнему лениво. Что-то было в этом мире не так…
Бочка!!! Квасная! Я прямо с зубной щеткой к окошку и ринулся. Высунулся аж по пояс. Желтая. «Квас», – коричневыми буквами. Шланг из открывшегося в восемь магазина. Шланг, закрученный в месте соединения проволокой, сифонил маленькой, еле заметной струйкой воды, тут же собравшейся в лужицу и плавно стекавшей ручейком в ближайшую ливневку. Все это было отчетливо видно, и еще тент, установленный рядом с бочкой. Выгоревший на солнце. Брезентовый. Стандартный торговский тент. И табуретка. Обыкновенная. Деревянная. На которой обычно сидят продавщицы живительного в такую жару кваса. Именно табуретка и убедила меня в реальности происходящего. Мучительно захотелось кваса. Бочкового, из стеклянной пол-литровой кружки…
Квас, конечно, продавался. В любой таре и любого разлива, как и пиво. Но чтоб так, из бочки… Даже не пытался вспомнить, когда я его покупал из бочки-то… Решил сходить и купить, как раньше, три литра. Благо, что день обещал быть таким же жарким, как и предыдущие. На сборы времени ушло немного. Побрил режимно лицо, нашел на кухне трехлитровую банку, крышку под нее, пакет. Шорты, футболка и сланцы соответствовали погоде. Мобилу брать с собой не стал. Какой дурак мне в субботу в девятом часу звонить будет? Да и некуда ее. В одном кармане шорт ключи, в другом – деньги. Вернулся к окну, выглянул. Стоит бочка чин по чину… и пара человек уже создают очередь. Значит, не мерещится. Двинулся к цели.
Сбежав по ступенькам с третьего этажа, чуть впопыхах по детской памяти не саданул плечом подъездную дверь, как раньше, – нараспашку, да чтоб с грохотом хлопала на весь подъезд… Дверь была с магнитным ключом и доводчиком, потому не хлопала и плечом с радостью не вышибешь… Степенно вышел…
На лавочке дежурство вели две пенсионерки: баба Лида и баба Лида-2.
– Куда тебя, милок, в такую рань? Суббота ведь…
– Им, молодым, все неймется…
– Квас привезли. Бочковой. Хоть и рано, а уже очередь собирается. Пойду возьму, пока народ спит, – помахал пакетом с банкой для убедительности.
– Какой квас?
– Бочковой. Как раньше. Из окна увидел.
– Да откуда ж? А мы и не слыхали.
Хотел сказать «от верблюда», не стал. Не простят. Внесут в негласные списки плохих соседей и, что бы по дому впоследствии ни случилось, будут, как американцы, искать мой след. Тем более их не переговоришь. Пошел своей дорогой (то есть вокруг дома) ко входу в магазин.
В очереди стояло уже четыре человека, я стал пятым. Уяснил для себя: я – не самый быстрый и не самый рано встающий по субботам. Буквально следом подошла еще пара человек: интеллигент в очках, на вид мелкий менеджер, так и не сделавший карьеру, и мужик опасного взъерошенного вида. Мужик был с похмелья – к маме не ходи. Вид имел пока унылый. Но мужик был здоров телом, средней могучести, могущий сгибать гвозди и подковы. Менеджер покосился на здоровяка, видно, осмысливая, куда ставить ноги, чтобы не отдавили.
Нарисовалась баба Лида в косыночке, с бидончиком. С эмалированным. Раритетная вещь темно-коричневого цвета внушала уважение своим долголетием.
– Я вот за этим занимала.
Она ткнула меня в бок кулачком. Крепеньким, цепким кулачком. Из такого газету «Правда» не вырвешь, да и колбасу, доставшуюся по талонам, тоже вряд ли. Социалистический кулачок… Видя, что я молчу, ткнула для пущей убедительности еще разок:
– Скажи им, милок.
Я отодвинулся и молча покачал головой в подтверждение. Правда, и так оспаривать присутствие бабули на этом месте никто не решился. Благодушие субботнего утра было повсеместным.
